Евгений Чертовских - Две женщины. Повести

– Хозяева, зайти можно?! – громко спросила, как скомандовала сватья.

– Если люди добрые, то заходите, а ежели лихие – проходите мимо! – ответил хозяин дома.

– Добрые, с добрыми вестями!

Процессия зашла во двор.

– Кто такие, зачем пришли? – продолжал Николай.

– Долго ходили, кружили, дорогу искали, куница пробежала и дорогу указала. У нас есть купец. Знаем, у вас есть товар. Хотелось бы посмотреть товар, может купец возьмёт его.

– Что ж, проходите в дом, обсудим это дело.

Все пошли в дом. Сватья прошла первая, по обычаю переступив порог правой ногой, за ней все остальные. Когда вошли в светлицу, сваты перекрестились на икону в красном углу. Родители невесты пригласили всех за стол.

– Варька! – отец невесты грозно обратился к подруге дочери, пытавшейся спрятаться за печкой. – Кыш отседова!

Варвара, опустив голову, вышла из комнаты, а Николай, закрыв за ней дверь, задвинул засов. Паша молча сидела на лавке и изредка поглядывала на Фёдора, который сидел ни жив ни мёртв, как «кол проглотил».

– Ну, что тут много говорить, – начала сватья, – дочь мы вашу знаем, а вы жениха.

– Короче, – встрял в разговор отец жениха, – хозяйка, наливай по чарке и дело сделано.

– Степан Леонтьевич, – мягко сказал сват, – негоже встревать в деловую речь.

– Короче, так короче, – вошла хозяйка, держа в руке стакан мёда, – вот, купец молодой, отведай, тогда и узнаем люб ли тебе наш товар.

Паша вздрогнула от слов матери, а вдруг Фёдор лишь пригубит и пить не станет, тогда и свадьбе не быть и позора не оберёшься.

Фёдор глубоко вздохнул грудью, встал, взял стакан, посмотрел на Пашу и, не отрываясь, выпил весь мёд.

Свадьбу решено было сыграть через две недели.

Всё прошло, можно сказать скромно, без особого размаха, хотя, народу было много.

Степан Леонтьевич напился так, как никогда не напивался, и его отнесли в дальнюю комнату дома. По окончании гуляния молодых отправили на сеновал. Не успело всё затихнуть, как в доме раздались крики.

– Батька лютует, – недовольным голосом сказал Фёдор, – всё, не даст сегодня никому жизни.

Паша встала и начала одеваться.

– Ты куда? – в глазах Фёдора были страх и недоумение.

– Пойду, поговорю с ним, – спокойно ответила молодая жена.

– Ты с ума сошла! Зашибёт!

– Не зашибёт!

Уверенность в голосе Паши не позволила Фёдору остановить жену.

Когда она зашла в дом, то увидела, как Степан Леонтьевич в исподнем белье бегал по дому за Марией, женой брата Фёдора, и орал благим матом. Виктор, муж Марии, в это время сидел на полу в углу комнаты, ладонью прикрыв глаз.

– Убью! – Степан попытался ухватить Марию за подол, но не дотянулся и упал.

Паша остановилась посередине комнаты перед лежащим хозяином. С громким мычанием, шатаясь, он начал подниматься на ноги. Паша стояла и смотрела на тестя. Степан поднял голову и хотел было ринуться вперёд, но как будто натолкнувшись на невидимую стену, остановился. Взгляд его красных глаз встретился со спокойным, твёрдым взглядом невестки. На смену мычанию пришло сопение, которое мало-помалу стало успокаиваться.

– Батюшка, – заговорила Паша спокойным ровным голосом, – вы устали, не терзайте себя, пойдём отдыхать, а завтра все дела и решим.

Паша взяла Степана под локоть, развернула и повела к его кровати. Все присутствующие замерли и, боясь издать хоть какой-нибудь звук, наблюдали за происходящим. Тем временем, Паша, уложив тестя в кровать, укрыла его одеялом и молча, удалилась из комнаты.

– Во, Пашка даёт, – Виктор засмеялся и убрал ладонь от глаза. Глаз заплыл и кожа вокруг него имела синюшный цвет.

С тех пор повелось, как Степан Леонтьевич напьётся, все домашние ищут младшую сноху утихомирить хозяина, только ей он безропотно и подчинялся.

В стране наступали неспокойные времена. В октябре в Петрограде произошла вторая революция, а в ноябре атаман Дутов в Оренбурге поднял военный мятеж и захватил власть в губернии. В конце января 1918 года большевики освободили Оренбург, и к апрелю отряды под командованием Блюхера разгромили дутовцев, отбросив их в Тургайские степи. Казалось бы, наступило затишье. На селе ждали возвращения мужиков, ушедших на германскую войну, о судьбе которых в крестьянских семьях не знали ничего. Но в июле атаман Дутов опять занял Оренбург.

Вечером к Дасовым пришёл встревоженный Николай Игнатьевич.

– Степан, – негромко обратился он, – слыхал, Дутов опять Оренбург взял.

– Слыхал, – Степан, на удивление, сегодня был трезв.