Алэн Акоб - Пёстрые эскизы. Сборник рассказов

Больше нет твоих добрых друзей.

Ты мечешься, ты кричишь от боли и горя,

Жить у моря без них тебе стало трудней.

У старика была странная привычка каждое утро выходить на берег океана к восходу солнца и играть на старой, потускневшей от времени медной трубе. Он аккуратно открывал потёртый от времени кожаный футляр, осторожно вынимал по-старчески плохо слушающимися руками дорогой его сердцу инструмент и, набрав как можно больше воздуха в лёгкие, играл на нём гимн восходящему светилу. Эту мелодию выдумал он, когда был молодым и состоял в городском оркестре моряков, она была торжественной и пафосной, но она нравилась солнцу, и оно улыбалось ему, нежно лаская своими первыми лучами его седую голову. Его суровое обветренное лицо моряка с многочисленными шрамами, глубокими морщинами прояснялось, разглаживались надутые восковые щеки, которые ещё сильнее вдували воздух в трубу, чтобы она звучала восторженнее и громче. Ворчун океан из зависти иногда заглушал звуки трубы шумом волн, но даже ему было не под силу переиграть упрямого старца. Лишь только тогда, когда солнце полностью выходило из воды и висело красным шаром над океаном, он отходил от моря и садился на полузарытый в песок обломок старого немецкого дзота, оставшегося после войны, и долго смотрел туда, где небо и океан сливаются в горизонт, время от времени улыбаясь, вспоминая что-то из прошлых дней своей молодости. Жители деревни привыкли к звуку трубы по утрам и называли его старым чудаком, смеялись над ним, подшучивая с издёвкой.

– Здравствуй, Герман!

– Это ты, Элена, здравствуй, – отозвался он, прищуривая подслеповатые серые глаза.

– Я принесла тебе немного козьего сыра и молока с хлебом, ты ещё не завтракал, непослушный старик? – нахмурив брови и сделав деланно строгое лицо, спросила она.

– Спасибо, доброе сердце, я знал, что ты скоро придёшь.

– Ты должен пить молоко, я проверю, – не менее строгим голосом продолжала она. – Я видела передачу, где говорили, что у пожилых людей не хватает витаминов и кальция, из-за чего у них становятся хрупкими кости.

Старик продолжал смотреть на океан, его лицо стало вдруг безучастным и холодным, серые выцветшие глаза, казалось, превратились в две льдинки.

– Ты знаешь, Герман, когда я вырасту, я выйду замуж, мой муж будет моряк, как ты, я буду сидеть на берегу и ждать каждый вечер его возвращения.

Старик внезапно засмеялся приглушённым смехом, который вскоре перешел в сухой кашель с одышкой.

– Ты смеёшься надо мной?

– Нет, Элена, я старый и больной, всему есть начало и конец, и в один день я уйду навсегда. Есть на другом краю океана страна, Индия называется, там люди верят в реинкарнацию: в то, что человек, умирая, превращается в кого-нибудь другого. Если это правда, то я превращусь в чайку и буду продолжать рыбачить, прилетать на берег и любоваться маленькой Эленой.

– Не умирай, старик, я не хочу, чтобы ты стал чайкой, я хочу, чтобы ты жил долго-долго, как океан, – прислонилась она к его плечу. – Кому ещё я буду рассказывать мои глупости?

– А я – мои! – воскликнул старик, и они оба засмеялись весёлым смехом, как смеются только дети, а с ними вместе смеялось солнце и океан, и им было всем хорошо и тепло как никому на свете.

Кончилось лето, и пошёл дождик, море было взволновано волнами, они выкатывались на берег и уходили в песок, оставляя жёлтую пенку за собой, а он плакал мелкими каплями в хмурый океан, который начал выплёвывать свое неудовольствие грязной пеной на песчаный берег. Волны стали доходить до самой дюны, маленький дождик перерос в ливень со шквальным ветром, заливая всё вокруг, превратился в ураган, который в свою очередь стал ломать и крушить, падали целые деревья, даже реки повыходили из своих берегов, заливая поля и леса. Океан буйно, с остервенением набрасывался на песчаный берег и дюну, довольно-таки сильно подмыв её со стороны, где жил старик. Казалось, он хотел унести покосившийся домик к себе, в океан. Шёл седьмой день разыгравшейся не на шутку стихии. Первыми заметили исчезновение старика соседи, чей дом был рядом. Безуспешно стучались они в дверь и звали его, а потом сквозь ветер и ливень они бежали от дома к дому и спрашивали у жителей, знает ли кто-нибудь о старике, кто его видел последним, и тогда вместе со всеми они решили взломать дверь его дома, вошли вовнутрь. Старик был мёртв. Он лежал на железной кровати, прижав трубу к груди, и остекленевшими глазами смотрел в потолок. Сельский плотник наскоро сколотил из неотёсанных сосновых досок гроб, и его сразу начали хоронить. Когда выносили тело старого Германа, внезапно прекратился дождь и появилось солнце, оно своими ещё робкими лучиками после дождя прощалось с ним, рассеянно освещая поваленный лес и дорогу, где было сельское кладбище, даже разбушевавшийся океан стал успокаиваться, откатился назад, оставляя на берегу обрывки мёртвых водорослей и осколки разбитых ракушек.