Александра Резник - БАРБИТУРАТЫ. Повесть

Ждать, когда я буду близко к тебе, и чувствовать твои едва заметные духи, капли которых давно впитала кожа твоей шеи. И все вокруг все еще будет багряного цвета, таким, знаете, бардовым месивом, потому что пространство кружится под нескончаемое «раз-два-три, раз-два-три», и…и…и потому что я под секобарбиталом, конечно. Но я открываю глаза, и отчего-то теряю тебя в толпе. Вот же она, знакомая черненькая водолазочка, круглые серьги. Нет, только кажется. Да остановись ты, сраная толпа, дай мне… дай мне.… Но они только ускоряются. Это же, твою мать, не спид, а всего-то навсего секобарбитал, черт возьми! Я снова толкаю кого-то плечом, грубо отодвигаю людей и верчу своей тупой башкой. Как можно было на секундочку закрыть глаза и упустить ее из виду, придурок? Я чувствую, как потею, это нехорошо. Капли уже текут за шиворот розовой футболки, когда мои зенки бегают с лиц на лица так быстро, что любые другие зенки давно взорвались бы. Вот вроде бы.…Да! Блеск щурых карих глазок, улыбочка, самая очаровательная, вот все это, оно дальше, чем было, все оно, но я все это отыскал!

– Кис! – я закричал, почувствовав, как мой крик мгновенно потонул в гуле. На самом деле ее звали Кристиной, и всем она представлялась «Крис», но мне разрешала себя называть «Кисой». Уж больно похожа на кошечку, такая она прелестная. Даже больше, чем Лиличка Брик.

– Кис-кис-киса! – я рвусь сквозь толпу, Киса улыбается, стоя на месте. Но я не приближаюсь, ни на миллиметр.

Я понимаю, что что-то не то, когда на меня сверху начинают капать капли чего-то фиолетового, проклятые потолки! Или это хозяева бара так решили пошутить и разбрызгать на людей неон? Мне было плевать, потому что я тянул руки. Капли превращались в тонкие струйки, а люди рядом почему-то начали таять под ними. Это было прекрасной возможностью сдвинуться с места и начать совершать маленькие шажочки по сколькой поверхности, чтобы достичь цели. Струйки становились плотнее, словно кто-то кран решил включить, и случайно, блин, переборщил и затопил соседей снизу. Фиолетовый уже льется вдоль моих щек, заливается в рот, когда я отчаянно пытаюсь кричать «Киса-киса-киса!». Я уже по пояс, это совсем не хорошо. Она тянет ко мне руки, оставаясь чистой, смотрит доверчивым ясным-ясным взглядом. Сейчас мы снова окунемся в жизнь друг друга, сплетемся пальцами, и больше я никогда ее не отпущу, даже под этим сиреневым бессмысленным дождем. И даже под этот сиреневый бессмысленный вальс. Все становится мутным в миг и расплывается – это значит, секобарбитал действует. И тогда ты растворяешься, дотягиваясь пальцами до моих. Я почувствовал, как ты дотронулась до них. И тогда уже наступило спокойствие, и можно было уже тогда уснуть.

Наверное, уже тогда я плотно сидел на этом дерьме. Я имею ввиду на таблетках, а не на любви. Не помню точно, сколько я сидел на них, должно быть, сколько себя знаю и помню. Это ведь просто мое тело, гораздо страшнее знать, что на любви я сижу примерно столько же. И на небе тогда сразу не красно-желтое варево и сотканная кольчуга из проводов, а такая легкая прозрачная паутинка с росой на ней, в коей отражается этот странный фиолетовый мир. А еще мне, кроме фиолетового, нравится Queen. И совсем неважно, кто там был пидором или не был, если эта музыка помогает мне спать. Совсем теряю суть беседы, да?

Сегодня мне надо встретиться с барыгой, прямо необходимо, жуть, как нужно. Тогда я встаю с кровати и задвигаю ее в стену. Моя кровать, знаете, она как огромный ящик в стене-шкафу. Я иногда, даже когда лежу, сам задвигаюсь внутрь, если совсем невыносимо. Потому что казаться маленьким для самого себя и даже для комнаты – это круто. И потому что круто, когда вещи внутри тебя, и ты внутри вещей. Но, если честно, я бы не хотел «геморы», как у героев Паланика. Я надел тельник и потер разболевшиеся виски. На мокром подоконнике стоял ингалятор, который мне необходим по ночам, если я забываю открыть окно. Астма, знаете ли. Не уверен, что он мне только для этого нужен, ну и все равно. Плевать, сейчас мне нужна доза. Все какое-то невыносимое и идиотское вокруг, когда я не под кайфом. В моей комнате стоит клетка с моим крысенком, которого я назвал Кошаком, а еще у меня укулеле есть. Я не помню как, но разбил его об стену, отчего гриф отлетел, и порвались нейлоновые струны. А на черных обоях у меня нарисован большой желтый круг, чтобы я казался мелочью снова, несмотря на то, что моя комната была, словно у Раскольникова – «размером со шкаф», понимаете? Она была огромной, на самом деле, я пытался ее такой сделать, просто утаить от реальности правду, потому что правда мне не нравится, а наркотики нравятся. Потому что это неправда. Считается ли, что ты, осознанно обманывая себя, зная прекрасно о правде, но не прибегая к ней, самый настоящий лжец самому себе? Потому что я каждый день делаю вид, словно у меня впереди целая жизнь, хотя на самом деле, мне осталось максимум года три. Устраивает ли меня это? Мне замечательно жить с мыслью, что я об этом не знаю.

Читать дальше