Ирина Соловьёва - В потоке творчества - музыкант… Терентiй Травнiкъ в статьях, письмах, дневниках и диалогах современников

Во-первых, он точно не знал, куда его заберут в случае успеха, как-никак, но педагоги пришли в белых халатах, как доктора. Он же не знал, что в то время всем пришедшим в садик полагалось одевать белые халаты; а во-вторых – он никогда, нигде и ни в чем особо не участвовал. Для него выступить с номером перед зрителями, покувыркаться, спеть, станцевать означало катастрофу – до слез иногда доходило, как он не хотел. К примеру, его зимой выбрали играть на новогодней елке медведя. «Ну, нет слов, что выдумали – мишка же неуклюжий!» – размышлял он. Это же позор перед ребятами, а для стеснительного мальчика вдвойне. Что тут ещё сказать? Короче: все это для него было очень и очень трудным.

А мужчина настойчиво продолжал обращаться к нему:

– Ну, давай, спой, не волнуйся. Какую песенку ты знаешь?

– Пусть бегут неуклюже… – тихо прошептал Игоряша в надежде, что его не расслышат.

Человек в белом халате ещё ближе придвинулся, наклонился так, что малыш носом уткнулся в бобрик его стриженной головы…

«И вот я начал петь, – вспоминает Травник. —Уткнувшись глазами в пол и покраснев, можно сказать, до колгот и шортиков, я сжал кулачки, глубоко вдохнул и с каким-то присвистом затянул песню любимого мною крокодила, варварски при этом коверкая ритм, и кромсая всё, что касалось мелодии. Фальшивил самозабвенно, иначе и не скажешь. Мастерски! В общем, старался испортить и песню, и впечатление о себе, насколько был способен. Дойдя до слов: «почему я веселый такой…», я вдруг затих и расплакался. Мужчина обнял меня и почему-то рассмеялся, отчего я ещё сильнее заплакал.

– Ну ладно. Иди, – сказал он все тем же спокойным голосом, и чуть громче позвал следующего».

Основная группа детей перебралась в игротеку, и Игорь почти бежал к ним, боясь, что его вернут и опять чего-то попросят сделать.

Прошла неделя, и он, как нормальный ребенок, про этот случай забыл. А потом к ним домой пришло письмо. Это уже его мама рассказала мне – открывает она конверт и читает: «У вашего сына при прослушивании обнаружен…». Первое, что пришло ей в голову – туберкулез! Но потом дочитала до конца: «…великолепный слух. Приглашаем Вас прийти в музыкальную школу по адресу…». Людмила Георгиевна действительно испугалась, прочитав первые строки, подумала, что Игорь заболел. Он же рассказал ей только про белые халаты. О своем пении все детали скрыл. А тут нате вам – письмо, да еще и в школу позвали. Невозможно представить, какой ужас он тогда испытал. Игоряша что-то говорил маме, хныкал, упрашивал… Но его папа, игравший тогда в джазовом ансамбле, легко убедил жену в необходимости обучения сына, раз обнаружили слух. Это было полное и окончательное поражение для Игоря. Город, как он любит говорить в таких случаях, пал, флаги на башнях поснимали.

Дома ещё от прадеда сохранилось пианино, и он окончательно понял, что беды теперь точно не миновать, музыка взяла его в плен, и он вынужденно капитулировал. Все усилия маленького Игоряши не попасть туда, куда он не хотел, оказались тщетны.

Его без проблем берут в музыкальную школу в класс фортепиано. На мой вопрос: «А как же распознали, что у ребенка хороший слух, при том, что он старательно фальшивил?» – Терентий с улыбкой ответил:

– Видимо это были большие специалисты в музыкальном деле! Фальшь всегда слышна, но у меня-то она была особая. Дело в том, что любому музыканту известно, что если человек со слухом, то он и фальшивит музыкально. Если же без слуха, ему и фальшивить не надо, он и так не споет хорошо. Оксана 1 1 Оксана Серебрякова – супруга Терентия Травника, закончила Гнесинское музыкальное училище. мне позже подтвердила, что человек со слухом плохо не сфальшивит, даже если и захочет «петуха» дать или пустить «козла».

Несмотря на детские отчаянные слезы и решительный отказ заниматься музыкой, Игоря всё-таки в школу повели. Свое нежелание посещать занятия, он пытался объяснить тем, что школа находилась не в детском саду, а на приличном расстоянии от дома, в котором они жили, на малознакомой улице, близ Новодевичьего монастыря. Но это был очень слабый аргумент в противовес найденному у него великолепному слуху.

Музыкальная спецшкола располагалась в старом двухэтажном здании. В ней царил не привычный уклад, как в обычной школе, а музыкальный: занятие здесь вел не простой учитель, а самый настоящий педагог, как его называли взрослые. Всё здесь было по-иному, начиная от доски с расчерченным на ней нотным станом, портретами и бюстами композиторов в классах, огромными гибискусами и пальмами в кадушках в фойе каждого этажа и до красных ковровых дорожек по всей длине нескончаемых коридоров. Эти обстоятельства больше пугали маленького Игоряшу, нежели располагали к занятиям. Первое его впечатление от школы было таким: