Диана Вольз - Девять месяцев из жизни Даррена

– Не хуже твоего дня, ― усмехается она и прячет руки в карманы.

Мы сворачиваем направо.

Солнце почти что печет наши задницы, а я думаю о том, что, если я наглотаюсь таблеток и позвоню ей, Мерси отшутится и останется дома. И если скорая (которую мне придется вызывать самому) успеет меня откачать, Мерси не придет ко мне в больницу. И только когда меня выпишут и какой-нибудь журналюга напишет обо мне грустную статью, Мерси прибежит с печальными глазами и скажет «Прости».

«Я думала, ты пошутил», – скажет она.

«Я думала, что ты уже пережил это», – скажет она.

«Тебе нужно поговорить с психоаналитиком», – скажет она.

Добавит: «А сейчас пойдем развеемся». И потащит меня на очередную выставку. Обязательно потащит.

Нет уж, спасибо. Ради такого финала мне не обязательно жрать снотворное.

Мы познакомились три с половиной года назад на благотворительной акции в поддержку детей-сирот. Прошло полгода, как умерла моя жена вместе с утробно-трехмесячным ребенком, и я чувствовал необходимость быть кому-то нужным.

Акция в поддержку больных раком.

Акция в поддержку бездомных.

Акция в поддержку бесплодных.

Я навязывал себя себе и всему миру.

В тот день я учил детей делать оригами. Сложи листок так, так и сяк – и получается уточка. Сложи листок так, так и эдак ― посмотрите, это же бабочка!

После четвертой сотни бумажных зверушек всех участников-учителей пригласили на благотворительный фуршет, где мэр города выразил свою благодарность поименно.

Мое имя. Гром аплодисментов. Личное «Спасибо, дружище» от мэра. Меня любят.

О, да.

Перекусив какой-то ерундой, я стоял в сторонке и смотрел на мир, ничего не видя. Размышлял, что будет дальше.

Акция в поддержку наркоманов?

Акция в поддержку инвалидов?

Акция в поддержку шизофреников?

– Готова поспорить, у него член такой же, как сосиска, которую он ест.

Меня тянут за ноги из чрева моих мыслей, и я рождаюсь в этот бренный мир.

– А что вы так недоуменно смотрите на меня? Можно подумать, вы думали о чем-то другом.

Ну да, конечно.

– Я Мерси Джефферсон.

Она весь день учила детей рисовать, и рука, которую она тянет мне, испачкана красками.

Кобальтовый акрил.

Фиалковая гуашь.

Темно-лазурная акварель.

Химические фломастеры.

– Джек, ― ляпаю я первое, что приходит в голову, и почти добавляю «Николсон».

Мерси улыбается.

Мы гуляем весь вечер. Мы разговариваем то о погоде, то о том, в раю ли ее бабушка. То об экологии, то о том, почему моя жена гнала так быстро.

Мерси говорит, что завтра открывается выставка австралийских авангардистов и приглашает меня, а я зачем-то соглашаюсь.

Там мы и познакомились. И так началось мое выставочное рабство.

Сейчас мы бредем по сорок пятой на выставку укурков, и солнце почти печет нам задницы.

Мерси рассказывает о своих визитах к психотерапевту, а про себя, наверное, думает, что я не занимаюсь сексом уже четыре года, потому что все еще ношу траур по жене. А на мне светло-коричневый костюм, я продолжаю пялиться, как мерсина сумка бьется и бьется о бедра своей хозяйки, и мне, по сути, до фени, что она там щебечет.

Мексиканцы озаглавили свое творение «Existencia» 2 2 Existencia (исп.) от латинского exsistentia (иногда existentia) – существование. , хотя ничего даже приблизительно похожего на реальность в нем не было. Ничего удивительного, Мерси на нормальные выставки не ходит.

– Так, по старому плану, – заявляет она. – Я по правую сторону, ты – по левую.

Да уж, действительно старый план – за все время, что мы мотаемся глядеть на эти художества, мы ни разу не смотрели картины вместе. Мерси возмущается каждый раз, когда я пытаюсь протестовать. Мол, я мешаю ей созерцать и воспринимать.

Мои же ощущения ее не волнуют.

Оказываясь среди этого непонятного безобразия, ничего, кроме потерянности, я не ощущаю, если вам вдруг интересно. Хотя, знаете, иногда мне все же везет.

Мы слегка опоздали на торжественную часть, и выставка уже открылась, но фуршет разгорался в полную силу. Так что, перемешавшись с местной богемой, я направился прямиком к столу, прихватил бокал и маленькие бутерброды и спрятался углу.

– Что, тоже сбежали от жены?

Холодный айсберг поднимается из моего нутра и показывается верхушкой во рту.

– Моя жена умерла.

Неловкая пауза. Я мастер на такие дела.

– О, простите, – толстяк виновато натирает свою лысину, а его ремень продолжает создавать вмятину под пузом.