Подхваченный крепкой рукой котелок какое-то недолгое время покачивал в раздумье своими закопченными боками, как бы устраиваясь поудобнее на палке, что была перекинута через горящий костер, а затем, преисполнившись чувством собственной значимости, приступил к священнодействию преобразования холодной и такой кажущейся мертвой воды в бурлящую и обжигающую своей силой и энергией живую воду, что может опять наполнить жаром жизни уставшее и озябшее тело. Пузырьки воздуха, доселе невидимые в толще воды, что плескалась внутри котелка, появлялись как бы неоткуда, какое-то время в раздумье задерживаясь на неуклонно раскаляющемся днище этого волшебного горнила, рядом с такими же как они серебристыми шариками, покачивающими своими округлыми головенками. И вот уже по неслышной команде один за другим стали устремляться из глубин вверх, пробуравливая своими упрямыми лобиками нестерпимо обжигающую массу, и вот уже неудержимый поток пузырьков, прорвав толщу воды, вздыбил верхний слой, и буруны кипятка свились в жгуты и закрутились в веселом водовороте.
Языки костра перестали так жадно лизать закопченное днище, потому что котелок был плавно перемещен на самый край палки, переброшенной над огненной бездной. Чубастые буруны кипятка тотчас упали, и над поверхностью раскаленной лагуны появилась рука, и из нее как из рога изобилия посыпался дождь из крупиц ароматной чайной заварки, каждая частица которой перед тем, как попасть в жаркие объятия кипятка, в своем непродолжительном полете, как мотылек-однодневка, вбирала энергию солнца, что косматым протуберанцем вздыбливалось из разверстого жерла костра, и падала в огненную преисподнюю в момент своей смерти – возрождения в мгновение обжигающего страдания, отдавали все свои целебные и чудотворные силы, что были накоплены и сохранены растением в краткий миг своего существования, для того чтобы принять участие в этой чудесной мистерии.
Исполнив предначертанное им предназначение, чаинки через небольшой промежуток времени медленно и торжественно, кружась, покачиваясь в прощальном вальсе, стали опускаться на дно.
Коричнево-золотистая чайная влага источала терпко-пряный аромат, который волной будоражащих запахов достиг рецепторов обостренного обоняния, что все еще напряженно вынюхивали среди множества запахов вокруг те, что несут опасность. Все то, что было связано с восприятием этого запаха, несло в себе сигнал к умиротворению, спокойствию и отдыху, заслуженному после тяжелых переходов по тайге, и поэтому, еще не отведав чая, его почитатель уже ощутил в себе всю гамму этих превосходных чувств. Наконец-то наступил этот долгожданный момент священнодействия. Каким и было на самом деле вроде бы обыкновенное питие одного из множеств напитков, что нам приходится потреблять в нашей жизни. Культуры Китая и Японии знают толк во вкушении чая, эта традиция имеет под собой глубокие многовековые корни, являясь неотъемлемой частью восточной философии.
Сполохи ослепительно сверкающего огня от весело распластанного костра заливали мерцающим и каким-то живым светом ближайший круг отвоеванной у мрака территории. Человек даже ощущал его дружеское прикосновение. Иногда это были крепкие объятья, когда эта ненасытная топка была полна пищи для красного зверя, и он ворча и ворочаясь с треском перемалывал кости поверженных трупов деревьев, или легкое дружеское похлопывание, когда зверь уже насытился и его вздыбленная искристо волнующаяся шерсть опадала, и он, как любой насытившийся хищник, начинал игриво зацеплять когтистой лапой находящиеся рядом с ним предметы.
Раскаленная дужка котелка была нестерпимо обжигающей, поэтому перед тем, как снять с костровой палки котелок, на руку была надета рукавица, что для такого случая хранилась в рюкзаке среди прочего имущества, необходимого для проживания и сосуществования в лесу. Валун с относительно ровной горизонтальной поверхностью безропотно сыграл роль кухонного стола, и теперь спина валуна, она же импровизированная столешница, кротко приняла на свой загорбок вспорхнувшую из тех же рюкзачных закромов кружку, что игриво скособочилась на самом верху камня, так как ровной поверхность в этом зыбком лесном мире можно было назвать с очень большой натяжкой. Кружка стоически ожидала дальнейших развитий событий, и они наступили. В ярком свете ночного костра, который не отбрасывал тени, как в лучах театральных софитов, чинно проплыл котелок, волоча за собой шлейф из горячего пара. Вальяжно покачивая боками, на которых антрацитово переливались пласты свежей сажи, замедляя свой полет, остановился, а затем в галантном приветственном поклоне преклонил свою голову, так как они были старые закадычные приятели. И все чувства, переполнявшие его содержимое, неудержимым потоком хлынули наружу. А может быть, все было значительно сложнее и романтичнее, чем казалось на первый взгляд, может быть, это было не просто выражение приятельских чувств и кружка была прекрасной дуэньей, а котелок – пылким кабальеро? Остановимся на последнем предположении, уж очень потрескивание углей в костре напоминало перестук кастаньет, придавая испанский колорит данной картине. И наконец-то!
Читать дальше