Валентин Иванов - Охота к перемене мест

Раз меня не принимали на работу, оформляя через отдел кадров, меня и не увольняли. Просто перестали звонить, приглашая выходить на очередную погрузку.

– Даже самый сопливый экспедитор сообразил бы, что надо было оформить всё это, как бой, или, в крайнем случае, как недостачу, а не подставлять начальство, – поучал меня Игорь. – Начальство может подставить тебя даже не задумываясь, а ты – ни-ни! В этом и есть главная разница между начальством и тобой, профессор.

Я вздохнул облегченно. Нет, сам я, пожалуй, тоже кристальной честностью не блистал. Сколько раз, бывало, мордуют молодого аспиранта на Учёном Совете ни за что, а я сижу и молчу. Мне что, больше всех надо? Но тут я вовсе не обнаруживал граней между чёрным и белым, и это меня тяготило. Ничего, пусть детки опять сядут на одну картошку, но хоть мир не будет казаться таким пакостным.

Мне повезло. Начиналась моя жизнь в стране победившего социализма (сначала полностью, а потом окончательно), расцвет моих жизненных сил совпал с эпохой развитого социализма, потом нам предложили строить социализм с человеческим лицом. Как я понимал, в основе идеи социализма лежит принцип «будем лучше работать, лучше будем жить». Я старался не филонить, а делать добротно всё, что приходилось делать. И терпеливо ждал, когда я буду жить лучше. Все объективные показатели добросовестности моего отношения к труду были налицо, они множились и громоздились. Я вкратце перечислю их, но не подумайте, упаси боже, что для хвастовства, а лишь что бы подтвердить основной тезис. Судите сами. В четырнадцать лет я поступил в мореходку, в восемнадцать закончил её с отличием, получив дипломы радиотехника и судового радиооператора. В шестнадцать лет я имел первый взрослый разряд по радиоспорту, стал чемпионом Сибири и Дальнего Востока. Затем я окончил физфак университета и уже через два года защитил кандидатскую – первым из нашего выпуска. С первых же лет своей работы в качестве физика я был единственным исполнителем крупнейшего в истории лаборатории хоздоговора с Миноборонпромом и оставался им в течение семи лет. За это время я объездил весь Союз и внедрил свои разработки более чем в пятьдесяти организациях нашей страны. Написал книги и сотню статей, защитил докторскую. По моим расчётам сделаны десятки уникальных приборов, не имевших аналогов в мире. Уф, упарился перечислять! А сколько было грамот, кубков и дипломов! Но…

Всё то, что я перечислял – это была отдача обществу. На руках же у меня оставались лишь символы этой отдачи: дипломы, грамоты, справки о внедрении. Когда премии за внедрение и добавочное финансирование делили на всех, мне доставалось меньше всех, поскольку в коллективе я был самым молодым. Другие люди в это время покупали дачи, автомашины и гаражи, вкусно ели и отдыхали на Чёрном море. Именно за успешную работу по договору с Миноборонпромом меня через семь лет вышвырнули с работы, выкинули из списка лауреатов премии Ленинского комсомола, вычеркнули мою книгу из планов издательства «Наука», дважды разбирали мой моральный облик на общем собрании лаборатории, как подонка, противопоставляющего себя коллективу. Честно признаться, я устал от успешной работы и несколько потерял уверенность в себе. Кроме работы, я потерял жену, умершую в самом разгаре этой травли, пять лет работал в случайной шарашке (там были очень милые люди), потом нашел-таки работу по специальности, но мои статьи и книги продолжали вычёркивать и выбрасывать. Жил же я впроголодь, от зарплаты до зарплаты, относительно машин и дач даже планов не строил. За восемнадцать лет работы меня несколько раз приглашали на работу дружественные нам страны, но ни разу меня не выпустили, даже в Болгарию. И опять вы бы сделали неправильный вывод, предположив, что эти перечисления бед и напастей – суть жалобы на жизнь. Нет, это лишь дополнения в первой части моего рассуждения. Полная же картина такая: на одной чашке весов грамоты и дипломы, на другой – шишки и долги.

А тут грянула перестройка. Длинные и многословные речи Горбачёва я воспринял сдержанно, но вот дыхание свободы меня, в буквальном смысле, реанимировало. И я даже чуть не стал капиталистом, правда, на очень короткое время – три с половиной года. Началось это так. Сижу, работаю. Врывается Слава Брежнев:

– Сидите! А тут такое творится: новые хозяйственные отношения проникают в нашу жизнь и буквально её переворачивают. Нельзя терять ни минуты.

И он потащил меня через дорогу, где в низеньком одноэтажном здании СКБ размещался НТТМ «Пульсар», которым руководила какая-то тётка. Через некоторое время я начинаю что-то понимать в этих новых веяниях. НТТМ – это центры научно-технического творчества молодежи, которые открываются под эгидой райкомов комсомола. Но это всё фасад. Все прежние годы я был бедным потому, что деньги в нашей стране делились на «наличку» и безналичные в соотношении примерно один к десяти. Простому работнику можно было выдавать только из первой кучки, причём научникам практически запрещалось подрабатывать по-совместительству. Конечно, был указ или инструкция «в виде исключения сотрудникам особо высокой квалификации при условии успешного выполнения обязанностей на основном рабочем месте». Однако мне за всю жизнь так и не удалось получить разрешение на совместительство. Подработка разрешалась только в виде преподавания, и я иногда пользовался этим, но это тоже был мизер. Да еще пару раз я получил по трудовому соглашению по сто рублей. Остальное можно было заработать во время отпуска на строительстве сельхозобъектов, или подрабатывая грузчиком в магазине. Безналичка же считалась общенародным достоянием и непосредственному распределению не подлежала. По доверенности народа ею распоряжались разного рода начальники и, как могли, извлекали из этого для себя пользу.