Анна Миколайчик - Избранное

– Почти, – недовольно поморщился Шток, он не любил говорить о своей болезни. – Ладно, зайдешь, когда будут известны результаты экспертизы и опроса мусорщиков.

Вибке вышел.

Шток тоскливо уставился в окно. Головная боль прошла не совсем. Пульсация в левом виске уменьшилась, но еще осталось некоторое ощущение давления на левый глаз.

– Ну почему людям нет покоя на этой земле? Ну почему надо обязательно убивать друг друга? Даже – в самый веселый праздник – карнавал! – И сам себе усмехнулся… И такие вопросы задает он, старый полицейский волк…

Потом он предположил, что, вполне вероятно, новое дело окажется не таким уж сложным, если найдутся люди, знавшие убитого. Ему хотелось в это верить. Самым тяжелым и ненавистным было для него, когда преступление оставалось нераскрытым, а дело приходилось закрывать за истечением срока. Шток решил не давать ходу мрачным мыслям. И подумал, что надо опять немного посидеть неподвижно. Иногда это помогало полностью избавиться от боли. «Мигрень требует полного покоя», – нередко повторял ему врач.

После обеда Вибке принес первые результаты экспертизы и опроса. Убили парня тринадцатого февраля. Сначала он был оглушен тяжелым предметом по голове, второй удар его добил. Ни на теле, ни на голове убитого не осталось ни ран, ни кровоподтеков, только огромная гематома на задней части головы. Не было ни оторванных пуговиц, ни рукавов, значит, по всей вероятности, не было и драки. Удар, как сообщили эксперты, был для потерпевшего неожиданным. Молодой человек был убит, сидя на корточках, потом от удара он упал на колени, и в таком положении оставался много часов, пока труп не остыл. Отпечатки пальцев преступник не оставил. У парня, уже мертвого, были сломаны позвонки на шее и спине от вдавливания тела в мусорный контейнер. Труп был замечен на свалке в восемь часов сорок минут. До этого там разгрузили только две мусорные машины. Обе они были задействованы на территории восточной части города, в районе Хольцхайма.

Двое рабочих и оба шофера первых в это утро машин заявили, что ничего при разгрузке не заметили, в контейнеры не заглядывали, надобности в этом нет. Машина снабжена автороботом, к нему подводится на роликах контейнер, робот поднимает его, затем опрокидывает, мусор высыпается, контейнер ставится на место. Вся процедура занимает две-три минуты. Какой мусор поступает в машину, они тоже не смотрят. Когда машина была наполнена, ее отвезли на свалку и выгрузили, тут же поехали обратно в город и продолжили работу. Шток молча выслушал донесения Вибке.

– Есть какие-то сигналы? Кто-то опознал парня? – после небольшой паузы спросил он.

– Нет. Пока никто.

– Вот что, в вечерние сообщения по радио и телевидению дай уточнение, что преступление, по всей видимости, было совершено в восточном районе, в пределах таких-то улиц. Если кто-то заметил что-то подозрительное тринадцатого-четырнадцатого или в ночь на пятнадцатое февраля, пусть позвонит в полицию. Если к утру никто не позвонит, сообщение повторять по радио и телевидению через каждые три часа.

До утра шестнадцатого февраля полицию никто не беспокоил. А утром позвонил один старик и заявил, что в ночь с четырнадцатого на пятнадцатое его собака вела себя очень беспокойно. Она тоскливо и глухо выла, обычно собаки так воют, когда чуют покойников. И еще: он вроде бы видел тринадцатого февраля похожего парня во дворе соседнего старого дома-дачи. Как будто это он. Но кто этот парень – старик не знает. Он назвал свое имя и сообщил адрес.

Позже поступило еще несколько звонков от молодых людей, двух девушек и трех парней. Все они отказались назвать себя, но заявили, что знали этого парня. Он – студент университета, назвали его имя.

Старый Вебер вел замкнутую, спокойную и размеренную жизнь. Из дома выходил только за покупками и всегда вместе с собакой, хотя места для прогулок ей было достаточно и в их запустелом саду. Детей у него не было, жена умерла три года назад, и он до сих пор не мог смириться с этой утратой. Большим усилием воли заставлял себя двигаться и поддерживать тот режим, который был организован в доме еще его супругой. Одиночество его скрашивала только овчарка Джессика. Иногда он играл в шахматы сам с собой, но чаще по вечерам занимался рассматриванием многочисленных старых альбомов с фотографиями. И он, и жена очень любили путешествовать, поэтому большинство фото были сделаны во время поездок в разные страны. Вебер не любил зиму, она казалась ему каким-то замершим, почти омертвевшим временем года. Но особенно он не терпел слякоть и дождь. Ему представлялось, что и его овчарка ненавидит дожди. В такие дни выражение тоски не сходило с ее морды. Хозяин понимал, что его состояние передавалось и верному псу. В ночь с четырнадцатого на пятнадцатое февраля Вебер проснулся, услышав, как глухо воет собака. На ночь она всегда оставалась во дворе, в своей будке. Он поднялся и посмотрел в окно, но ничего не заметил, было темно. Он едва различил Джесси. Собака вышла из своего домика и, улегшись на лапы, выла протяжно и жалобно, временами поднимая кверху морду, словно поглядывая, слышит ли ее хозяин, потом на время замолкала. В одну из таких пауз Вебер опять уснул. Проснулся он, когда рассвело, и почти тотчас опять услышал вой собаки. Как ему показалось, ее вытье было особенно тоскливо, словно она кого-то оплакивала. Старику стало не по себе. Он вспомнил, что она точно так же выла, когда умерла его жена. У него разнылось сердце, и он вынужден был принять сердечные капли. Курт Вебер знал, что собака никогда не будет выть просто так. Значит, что-то произошло. Он выглянул в окно: мусорщики переходили от дома к дому, опустошая контейнеры. Через несколько минут собака перестала выть, хотя и вела себя еще беспокойно. Вебер решил, что надо выгулять собаку, оделся, запер двери, взял на поводок Джесси, и они вышли за ворота. Настроение пса улучшилось. Вебер знал, что Джесси любит гулять, встречаться с другими собаками, и она никогда не рычала на своих соплеменников, только дружелюбно повиливала хвостом, будто приветствовала их.