Владимир Козлов - КГБ-рок

– То есть вы хотите сказать, что такой молодежи не существует? – сказал Леонид Иванович. – Лишь только молодые строители коммунизма?

– Нет, ничего подобного я утверждать не берусь. Как и вы, я, в силу возраста, не могу утверждать, что хорошо знаю молодежь. Но, по крайней мере, мне ясно одно: искусство должно создавать положительные примеры. Почему бы уважаемому режиссеру не снять фильм, например, о строителях БАМа, об участниках комсомольских строек? Вот это был бы пример того, как надо жить, к чему стремиться и на что равняться…

– Ну, а вы что скажете, так сказать, в свою защиту? – Леонид Иванович повернулся к Стасу. – Вы как режиссер и соавтор сценария, вы же должны защищать свое творение?

Стас поднялся, обвел взглядом сидящих за столом.

– Ну, прежде всего, я хотел бы поблагодарить Леонида Ивановича, Евгения Федоровича, Сергея Петровича и всех остальных за ваши добрые слова о сценарии. Я не был на БАМе, я не был на комсомольских стройках. Но мне кажется, если бы я туда поехал и написал сценарий на том материале, он не слишком сильно отличался бы от того, который есть сейчас. Мне кажется, молодежь в сущности одинаковая…

– И вас бы еще обвинили в искажении морального облика советского комсомольца, – сказал Сергей Петрович.

Некоторые за столом заулыбались.

– Мы с Антоном писали этот сценарий в Тольятти, в его родном городе. Главные герои – это, конечно, собирательные образы, но некоторые второстепенные персонажи почти полностью списаны с реальных людей. Мы хотели написать сценарий об обычных парнях и девушках, об их жизни, об их проблемах, чтобы зрители в них узнали себя…

– Во-первых, я решительно не понимаю, как они могут себя узнать, – сказал полный лысый мужчина с колодками наград на пиджаке. – Вы утверждаете, что герои списаны с реальных людей. Но я позволю себе в этом усомниться. Где вы видели такую молодежь? У меня у самого внуки – одному шестнадцать, другому семнадцать. И я уверяю вас, они совершенно другие. Они не прикасаются к алкоголю и сигаретам, даже о девушках еще не думают – и правильно, я считаю, всему свое время. Они об учебе думают…

– Ну, молодежь-то разная бывает, – сказал Евгений Федорович. – И кино должно быть разным тоже.

– Еще такой вопрос к вам, молодой человек, – сказала Екатерина Петровна. – У вас в сценарии прописаны сцены с, простите, обнаженной натурой. Вы можете честно ответить, зачем вы их включили? Для того чтобы фильм вышел с ограничением «кроме детей до шестнадцати лет», и чтобы молодые люди пошли на него специально из-за «клубнички»?

– Мы включил эти сцены ради того, чтобы зритель понимал, что это – реальная жизнь, реальные люди и реальные отношения. Других задач у нас не было. «Кроме детей до шестнадцати лет»? Я не вижу в этом проблемы. Нашим героям за двадцать. Для подростков мы писали бы несколько другой сценарий.

Напротив Кузьмина в пустой институтской аудитории сидел невысокий парень лет девятнадцати, в очках, с короткой стрижкой – Михайлов.

– Тебе что-нибудь известно про фашистское выступление двадцатого апреля этого года на Пушкинской площади? – спросил Кузьмин.

Михайлов покачал головой.

– Два года назад тебя и твоих приятелей задержали за нацистскую манифестацию у синагоги.

– Это не было нацистской манифестацией. Мы просто пришли познакомиться с еврейской религией. Мы о ней ничего не знали, и нам было интересно.

– А зачем вы надели сапоги и темные рубашки?

– Так просто. Мы особо не задумывались, совсем еще юные были.

– То есть никакого интереса к нацистской идеологии у тебя сейчас нет?

– А его и раньше не было. Я тогда еще все разъяснил…

– А что насчет твоих приятелей?

– Понятия не имею. Мы не общаемся. После школы все поступили в разные вузы, у всех разные интересы. Я, например, увлекаюсь восточной философией. Вот вы, например, знаете, что такое «тришна»? Это – жажда проявленного существования, жажда почувствовать себя живым. Душа погружается в море материи. Крепнет эгоизм, но потом душа медленно начинает понимать, что существует и высшая эволюция и что прочный панцирь эгоизма, поначалу необходимый для оформления мощного центра, в дальнейшем препятствует его росту.

Бело-синий ПАЗик остановился у памятника Пушкину. Из автобуса выпрыгнули несколько милиционеров, подбежали к компаниям молодежи на лавках.

– Всем оставаться на местах! – крикнул невысокий коренастый милиционер с погонами капитана. – И, по-хорошему, – в автобус!