Александр Кучаев: Пасынки богов

Отец в селе как бы фермером считался, а на мой непросвещённый взгляд, если не по-иноземному, – просто крестьянствовал, обрабатывая земельный пай, доставшийся нам после развала колхоза. В придачу к нему он брал ещё несколько паёв в аренду у соседних стариков и старушек, расплачиваясь с ними частью урожая – зерном и соломой, которые они использовали для прокорма домашнего скота.

– Что делать, ума не приложу, – плакался мой дорогой Егор Яковлевич. – Денег ни рубля нет, чтобы горючего купить. И занять не у кого, все знакомые фермеры – только голь перекатная.

– Может, у тебя в каком-нибудь загашнике деньжата припрятались? – вопросил я, чтобы только поддержать разговор и хоть как-то ободрить папашу.

– У меня один загашник – пустое портмоне! – ответил тогда отец.

– Может, в книжку куда сунул!

– Что я, дурак, что ли, в книжку деньги совать! В книжку положишь – потом забудешь и век не найдёшь.

– Да ты посмотри!

– И смотреть нечего.

– А вон в той книжке по растениеводству, на шкафу, глянь, не лежит ли чего, – не отставал я от родителя.

– Отвяжись! Нет ничего ни в «Растениеводстве», ни ещё где. По-твоему, не знаю я, что ли?! У меня каждый рубль на учёте. Я их все, эти рублики, тысячу раз пересчитываю да прикидываю, как выгодней использовать.

– Говорю тебе, взгляни!

– Вот привязался, неугомонный! Ладно, на, смотри. Может, теперь успокоишься.

Отец снял с верхней полки упомянутую книжицу, раскрыл, а в ней между страницами четыре стотысячные купюры лежат. В те времена на такую сумму можно было шесть двадцативёдерных бочек солярки купить.

– Эх ты! – воскликнул отец. – Как они здесь оказались? Я и не помню, когда их сюда положил. По пьяни, что ли? Ну, Максимка, вовремя ты подсказал. Вот соберём урожай, я тебе новый велосипед куплю.

С добавочными шестью бочками дизтоплива папаша вполне успешно закончил посевную и приступил к уходу за пропашными культурами. Лучше сказать, к уходу в основном приступил я сам, потому как в конце мая начались школьные каникулы и свободного времени, которое можно было использовать для полевых и прочих работ, у меня появилось хоть отбавляй.

Отец же взялся за возведение пристройки к птичнику.

Родители уже несколько лет выращивали бройлерных цыплят и после забоя возили тушки молодняка в Ольмаполь на продажу. И ещё держали яйценосных кур породы граум боран – самых на то время продуктивных.

Моему дорогому Егору Яковлевичу всё мечталось увеличить доходность своего фермерства и выбиться из нужды. Потому, посоветовавшись с матушкой, он решил увеличить куриное поголовье и, соответственно, производство яиц.

По окончании посевной на задах нашего дома среди хозяйственных построек целыми днями раздавались то стук топора и молотка, то вжиканье пилы.

А я с утра до вечера сидел за баранкой в кабине нашего колёсного трактора Т-40 и, как пишется в земледельческих книжках, «проводил междурядную культивацию» посевов кукурузы и подсолнечника.

Пока ездишь так час за часом, о чём только не передумаешь! И о прошлом, и о будущем. И о катастрофическом зимнем приземлении с обрыва Хромушкиной горы тоже.

Этот приземление не прошло бесследно и для моего внешнего вида.

Прежде я крепким таким был, мордастеньким, а как отбил нутро – побледнел, похудел, истончился лицом, под глазами появились огромные синяки. И физически ослабел. Меня стали побарывать даже те мальчишки, кого я, бывало, клал на лопатки одной левой.

Мать ездила со мной в райцентр, город Ольмаполь, к педиатру, и тот, прослушав и простучав мои лёгкие, посоветовал отправить меня в детский санаторий.

– Какой ещё санаторий! – воскликнул отец, узнав о рекомендации. – А в поле кто будет работать?! Я разве один управлюсь? Не-ет, нам не до санаториев. Ничего, вот Максимка побудет среди растений на свежем воздухе и сразу пойдёт на поправку.

Обо всём я думал. Включая школьные уроки. И Геннадия Тихоновича Камраева, случалось, вспоминал, нашего директора, он же преподаватель истории и географии.

Учился я без особого прилежания, с троечки на четвёрочку. А то и на двоечку. Это когда совсем учебники в руки не брал.

Отцу же с матерью недосуг было меня погонять. Их и без того работа задавила – то они в поле спину гнули, то в огороде, то скотиной во дворе занимались. Редко когда спрашивали, мол, уроки сделал? Конечно, сделал, следовал ответ.

Словом, пользовался я родительской слабиной, как хотел. К тому же они нередко и меня к своей работе пристёгивали. И чем взрослее я становился, тем больше приходилось вкалывать. Даже зимой. То помогай отцу трактор или комбайн с сеялками ремонтировать, то иди кур кормить или стойло у коровы чистить, то ещё что.