Александр Кучаев: Пасынки богов

Итак, чем я располагал?

У меня был уже упомянутый воздух; запасов кислорода в замкнутом пространстве, тянувшемся в глубину горы, хватит до последнего часа. На весь отмеренный мне отрезок времени. И даже более того. Я был здоров, практически полностью сохранилась способность к движениям. Если не считать хромоты от падения. Но это пустяки – не сегодня-завтра пройдёт.

Кроме того, в моём распоряжении имелись лохмотья, служившие постелью. В них можно было согреться. И несколько пустых пивных бутылок и ржавых банок из-под консервов.

Но у меня не было еды и воды. Вот что ограничит моё существование. Особенно вода. Она – первый ограничитель. От кого-то доводилось слышать или вычитать в книгах, что без питья человек способен продержаться от одних суток до шести. В зависимости от условий, температурных скорее всего. И состояния организма.

Но, может, в подземелье есть какой-нибудь родник или колдобина с водой? Если да, то дело будет только за едой. Обычный, в хорошей физической форме человек способен продержаться без питания до двух месяцев – шестьдесят дней.

Во рту чувствовалась сухость. Кажется, недостаток влаги уже начал сказываться. Но, возможно, это лишь психологический эффект перед ожидаемыми мучениями.

А что, если имеется другой выход из пещеры?! Надо только найти его и спокойно выбраться наружу.

Не теряя ни секунды, я начал спуск в сумрачную глубину и вскоре оказался на том месте, где мне уже довелось находиться после падения с обрыва.

Похожий на шахту ход различался теперь ещё отчётливей, чем в первые часы заключения, и я довольно уверенно двинулся вперёд, придерживаясь правой твёрдой, сплошь каменной, несколько красноватой поверхности стены.

По рассказам знающих людей, раньше в Девичьих горах добывали природный камень для строительства. В основном он шёл на облицовку цоколей и фасадов зданий. И обустройство внутренних интерьеров.

При добыче горных отделочных материалов эти пещеры и вырыли. Всего их было семь.

Одна из них называлась Галаевой, потому как в стародавние времена в ней укрывался местный разбойник Галай, несколько лет грабивший купеческие суда на Ольме. Пока его не поймали и при большом стечении народа не повесили на Ольминском поле – центральной площади нашего Ольмаполя.

По слухам, в той пещере знаменитый тать зарыл клад с несметными сокровищами. Многие охочие до лёгкой поживы пытались найти спрятанное – вероятно, деньги, меха, золотые и иные дорогие изделия, – да только без толку. Не отдавали горы разбойничий клад.

Вспоминая теперь особенности рельефа, я предположил, что именно в Галаеву пещеру меня и заключили.

Только, пожалуй, никакая это не каменоломня. Как можно было вытаскивать тяжёлые глыбы со дна такой глубокой полости наверх, да по обрыву, что перед выходом?! Главное, зачем, когда камень проще добывать чуть ли не с самой поверхности горных склонов? Нет, скорее всего Галаева пещера – естественное природное образование. Хотя какое это имеет сейчас значение!

Подземелье уходило вглубь Девичьих гор с некоторым понижением, я же надеялся, что начнётся подъём и откроется выход на волю.

Однако моё продвижение закончилось тупиком. Дальше пути не было. Как и выхода на поверхность. Протяжённость природной галереи не превышала трёхсот метров. В самой нижней части её царил ужасный холод. Почти как зимой или поздней осенью. А во впадинах каменного грунта лежали пласты льда, появившегося, может быть, тысячи лет назад, ещё в пору образования пещеры.

По краям неровных ледяных наростов виднелись разновеликие ободья талой воды, местами переходившие в небольшие озёрца, и я тут же прильнул губами к поверхности одного из них.

Утолив жажду, встал и огляделся вокруг; я был в заточении, глубоко под землёй, но у меня появилась вода, много воды, и мой последний час отодвигался на два месяца. Но это самое большее.

На мне были лишь летние брюки и рубашка-безрукавка, и стылый воздух около льда всё сильнее давал знать о себе. Меня пробил мелкий озноб, и я заторопился назад, к выходу, заваленному породой; там, на более высоком уровне было намного теплее.

Поднявшись по обрыву, я присел на постельные лохмотья и натянул на плечи обрывок одеяла. Тягостные размышления, подкреплённые острыми сосущими спазмами в желудке, овладели мною ещё сильнее.

Совершенно очевидно, что мне предстоит умереть с голоду. Мрачная действительность указывала именно на такую кончину. Время её пришествия было вполне прогнозируемо. И всё же не хотелось верить, что дни мои сочтены. Должен, должен быть путь к спасению! Но какой?