Андрей Кутерницкий - Сны над бездной

Шла навстречу, не касаясь тротуара светлыми туфельками, одна-единственная на всем протяжении набережной, молодая женщина в длинной до щиколоток зеленой юбке и бледно-розовой блузке с крылатыми рукавами. Ее черные волосы были перевязаны лентой. Время от времени она с силой толкала вперед от себя детскую коляску, чтобы коляска от толчка укатилась подальше, а потом догоняла ее, делала ребенку знаки руками и опять отталкивала от себя коляску.

Нежная тоска окутала сердце мальчика, и ему захотелось, чтобы эта тоска никогда не покидала его.

«Ангелы…» – понял он.

Вдруг мгновенно стемнело, и со звоном посыпались на асфальт крупные капли дождя.

Мальчик поглядел вверх.

Над крышей небоскреба горели в воздухе три ярких сияния. Белизна их была особенно чиста и пламенна на фоне черно-фиолетовой тучи, выползшей из-за верхней кромки небоскреба.

Тоска и ангелы были как-то связаны между собой. Если бы кто-либо попросил его объяснить словами – что такое эта тоска, он ни за что не смог бы этого сделать, он только чувствовал, что если она продлится еще хоть немного – он не выдержит и превратится в сияющий ветер.

Старик тоже посмотрел вверх, и мальчик подумал, что сейчас старик удивленно скажет ему: «Взгляни!» – но старик опустил голову, ничего не сказав.

Дождь превратился в ливень. Воздушное пространство стремительно заполнилось густым мокрым шумом. Мальчик и старик укрылись под гигантской тушей небоскреба. Затянув коляску клеенчатым пологом, прокатывая ее через кипящие лужи и по липкому газону, женщина спешила сюда же с другой стороны.

Вмиг промокшая до нитки, она вбежала под брюхо небоскреба, и воздух вокруг мальчика ожил от ее легкого дыхания. Ей было не больше шестнадцати лет.

Как она была красива!

Отерев ладонями мокрое лицо, она освободила волосы от ленты и, опираясь рукой на шершавую плоскость бетонной опоры, поочередно выставила под струи дождя одну и другую ногу. Она смывала с заляпанных туфель грязь, не снимая туфель с ног. Улыбка не переставая блуждала по ее лицу, исходя из ямочек в уголках губ и поднимаясь к уголкам глаз.

В коляске захныкал младенец.

Юная мать, однако, не повернула головы на его зов.

Младенец заголосил.

– Он заплакал, – сказал мальчик женщине.

Распрямив тонкий стан, она гибкими пальцами начала поправлять на талии намокшую юбку.

Мальчик приблизился к женщине и тронул рукав ее влажной, прилипшей к телу блузки.

– Плачет… – смущаясь близости ее глаз, прошептал он.

Юная женщина подбежала к коляске, вынула запеленутого младенца и, производя горлом высокие крикливые звуки, принялась укачивать его на худых длинных руках.

А мальчик понял, что она глухонемая. И что он… уже любит ее.

Старик слушал дождь. Его чуткое ухо различало одновременно и общий тяжелый шум ливня, и отрывистое падение каждой капли. И вдыхая чистый запах дождя, старик ощутил необходимость задать себе вопрос: что значит это мгновение в его длинной жизни? И что особенное заложено в совокупности громады небоскреба с шумом ливня и с ними, четырьмя живыми душами, укрывшимися под тридцатью бетонными этажами, – с ним, стариком, с мальчиком, с этой убогой молодой матерью, очевидно, столь же несчастной, сколь и некрасивой, и с беспечным младенцем? Старик из опыта знал – искать ответ на этот вопрос не надо; ответом является то именно, что он сумел вдруг почувствовать исключительность этого мгновенья. Так уже неоднократно бывало в его жизни – это был не вопрос разума, а движение души.

Неожиданно пространство, в котором шумел ливень, ответило старику чудесной тишиной. Старик очнулся и увидел, что дождь кончился и все вокруг блещет в солнечных лучах.

Черная туча удалялась. Невдалеке от небоскреба плыла над тротуаром, двоясь в мокром асфальте белым, розовым и изумрудным пятнами, юная женщина с детской коляской.

«Он, наверное, голоден, – подумал старик, взглянув на мальчика. – Разумеется, голоден. Как же я до сих пор не подумал об этом!»

– Что ты ел сегодня утром? – спросил он, испытывая особенное болезненное счастье от того, что ему дано право заботиться о мальчике.

– Я не помню, – ответил мальчик. – Хлеб с сыром.

– Пообедаем в «Викинге»?

Вновь вышли они на морскую набережную.

В километре от них на округлом мысе, выступающем в море, громоздился, словно айсберг, разрушенный колосс морского вокзала с обломком торчащей над ним башни. Башня изначально была стометровой высоты; наверху ее находился ресторан, в котором был вращающийся пол, чтобы посетителям поочередно открывался вид и на залив, и на город. Но месяц назад во время землетрясения часть высотных зданий и старых построек рухнула и было затоплено городское метро. В тот день впервые погибло много людей, и началась всеобщая паника. Выли сирены, носились «скорые». Толпы горожан в страхе стали покидать город. Но везде они увидели ту же картину. И они вернулись, еще более напуганные. Башня морского вокзала тоже не устояла и обвалилась на его крышу, погубив всех, кто находился в ресторане и офисах, и падением разрушив перекрытия морского вокзала.