«Облака плывут, облака. В милый край плывут…» Помните такую песню? – чуть насмешливо спросил он, покусывая травинку.
– Да, Александр Галич. Конечно, помню, – рассеяно кивнул Анохин.
– Ну а коли помните, так давайте работать. Я несказанно рад вашей благонастроенности. Ведь без вашей помощи тут никак не разобраться. Вы по-прежнему утверждаете, что всё нам поведали?
– Разумеется.
– И чего бы вы пожелали в таком случае за свою искренность?
– Вы прекрасно знаете чего – освобождения. В чём меня вообще можно обвинить? Что я не такой, как все?
Дюгонин покачал головой, ехидно улыбнулся.
– Ну, знаете ли, Анатолий Сергеевич, этого, кстати, более чем достаточно для обвинения. Но, к счастью, в нас нет ничего даже отдалённо зверского. Ваше устремление вполне реально, что может быть проще? Однако вот беда… Всё даже не в наших, а в ваших же руках: осталось лишь кое-что уточнить… Но тут всё рассыпается из-за вашего непонятного упрямства. Я несколько раз перечитал записи ваших… э-э… бесед с моим коллегой, там постоянно встречаются несуразности, недоговоренности, даже противоречия.
– В чём именно?
– Да сколько угодно! Сколько угодно! – Дюгонин, как бы входя в азарт, резко вскочил, сделал несколько шагов сначала в одну, затем в другую сторону. – Вы поймите меня правильно, Анатолий Сергеевич, я действительно могу и хочу дать такое заключение, какое вы подразумеваете: что вы искренни, что вы, безусловно, раскаялись и даже что, по существу, произошло недоразумение, во всяком случае что вы не представляете для нас никакого интереса. Такое возможно, да, несомненно. Однако, – тут он присел на корточки и подобострастно заглянул в глаза Анохину, – нам надо как-то вместе всё пологичнее объяснить. Я ведь не только под Богом, а ещё и под начальством хожу. Не поймут!
– Чего не поймут?
– Да как же! Как же поймут! – Дюгонин взвился. – Я же вам говорил: тут на каждом шагу непонятное! Не-по-нят-но-е. Вот, к примеру, возьмём хотя бы одно прелюбопытнейшее обстоятельство. Пустячок, однако… Вы не подумайте, что я придираюсь к вам, вы сами меня так выставляете. Вы утверждаете, что вы полковник?
– Допустим. И что же дальше?
– Но коли дальше… значит, у вас есть начальники и есть подчинённые. Не так ли? Так получается! Мне нужны конкретные имена.
Анатолий вздрогнул, ему всё сложнее становилось обороняться. Затем вздохнул с непритворным отчаянием.
– Не представляю, я уже столько раз говорил об этом. О каких именах идёт речь? Вы, должно быть, что-то путаете? У меня нет начальства и нет никого в подчинении.
– Такого не бывает… – Дюгонин покачал головой. – Не бывает. Подумайте сами, Анатолий Сергеевич, возможно ли найти вообще на всём белом свете хоть кого-то, кому бы не приказывали и кто бы, в свою очередь, чью-то волю не исполнял? Ещё Джон Донн – вы, конечно, помните – сказал, что человек не может быть как остров, сам по себе. И уж во всяком случае островов-полковников мне лично встречать не доводилось.
– Но вы же прекрасно знаете, что моё звание – не более как шутка.
Дюгонин встрепенулся:
– Вы отказываетесь от своих прежних показаний, я вас правильно понял?
Анатолий вздрогнул при воспоминании о Шпынкове и, помолчав с минуту, устало вздохнул.
– Хорошо, считайте, что вы меня убедили. Пусть будет по-вашему. Однако как же мне удовлетворить ваше любопытство? Кто мной командует? Это ведь очень непросто объяснить. Особенность нашего контингента как раз и заключена в непривычной для вашего понимания самостоятельности. Я не знаю заранее, какой человек выполнит мою волю, волю какого человека я сам стану исполнять. Я знаю одно: что не подвластен ни сам себе, ни каким-либо людям, облечённым властью, что-то заложено в моём мозгу, что руководит всеми моими мыслями и поступками. То есть я вовсе не опасный, а скорее несчастный человек.
– Ну что ж, по крайней мере искренний ответ, – кивнул Дюгонин. – Кто-нибудь другой на моём месте, Анатолий Сергеевич, давно уже начал бы топать ногами и кричать на вас. Как видите, я не таков. И в самом деле, как можно требовать от вас разъяснить то, что вы ещё сами не осознали? Давайте так: я попытаюсь облегчить вам задачу, спрошу теперь по-другому. Забудем на время о том человеке, который побудил вас стать «полковником». Однако постарайтесь вспомнить: какими идеями, мыслями вы потом в своей деятельности руководствовались? Пусть вам не покажется праздным мой интерес, и не беда, если даже мы начнём здесь с каких-нибудь мертвецов: писателей, философов, – рано или поздно, но по цепочке мы неизбежно доберёмся до живых людей. И тогда в этой цепочке всё выстроится по порядку, найдутся там и те люди, которые вам отдавали приказы, и те, которым приказывали вы. Однако бога ради, Анатолий Сергеевич, не подумайте, что я хочу сделать вас предателем, доносчиком, речь у нас с вами с самого начала идёт исключительно о вашей перевербовке.
Читать дальше