Ак – Патр Чугашвили - Как это будет?

Виктор Петрович ощутил приступ отчаяния и выключил надоевший прибор. Его взгляд остановился на бутылке водки, одиноко стоявшей на кухонном столе. Может быть, стоит выпить? Для успокоения нервов и… Нет! Являться пьяным к сыну своего товарища, да ещё на первую встречу, – это безнравственно и пошло. Пережив таким образом всю гамму чувств – от воодушевления до отчаяния, – к четырём часам Виктор Петрович достиг состояния блаженной отрешённости и мог бы сравниться (в своём спокойствии) с самим Гаутамой. Длинный чёрный автомобиль представительского класса долго вёз Виктора Петровича по каким-то закоулкам и наконец остановился у невысокого здания, искусно скрытого от нескромных взоров небольшим парком из густо ветвившихся деревьев. Огромный охранник услужливо открыл перед Виктором Петровичем тяжелую дубовую дверь, и Виктор Петрович с трудом поборол желание потрепать громилу по щеке, а затем оставить ему на чай. Внутри помещение оказалось больше, нежели оно представлялось снаружи. Здесь пахло какими-то изысканными благовониями (зажмурив глаза, Виктор Петрович представил себе ряд миниатюрных японок, одетых в традиционные кимоно), и негромко играла музыка (вариации Гольдберга в исполнении Гленна Гульда, отметил про себя Виктор Петрович и невольно усмехнулся – вкус хозяина помещения совпадал со вкусом одного широко растиражированного киноманьяка). Виктор Петрович в нерешительности замер и в этот момент увидел слабый лучик света, робко пробивающийся из-под двери, расположенной справа от входа. Решительно дёрнув дверь на себя, Виктор Петрович смело шагнул внутрь и замер в нелепой позе, глупо приоткрыв рот. Перед ним стоял человек, лицо которого было известно всем, кто хоть чуть-чуть интересовался современной российской политикой. Его считали серым кардиналом Кремля, его наделяли сверхъестественным влиянием на первых лиц государства, ему приписывали чудовищную изощрённость и коварство, его считали творцом нынешнего политического режима. Периодически он выступал в СМИ с какой-нибудь резонансной статьей, доводившей так называемую либеральную общественность до бурного сквирта (если пользоваться терминологией порнографов, чьё искусство является таким же нравственным, как и искусство политиков). Его идеи о «суверенной демократии», «долгом государстве» вызывали бурные дискуссии в среде политологов и будоражили сознание политических фриков годами. Патриоты обвиняли его в сдаче интересов государства иностранным державам, так называемые либералы ставили его на одну доску с Гитлером. Виктор Петрович инстинктивно сделал шаг назад и с трудом выдавил из себя:

– Это какая-то ошибка… Я не туда попал…

Хозяин помещения приветливо улыбнулся и протянул Виктору Петровичу большую тёплую ладонь. Его рукопожатие было в меру сильным, в отличие от некоторых людей, любящих сплющивать руку собеседника при пожатии, он на миг сжал руку старика, продемонстрировав недюжинную силу, и тут же ослабил хватку.

– Никакой ошибки здесь нет, вы приехали именно туда, куда нужно.

Виктор Петрович замешкался.

– Но… ваша фамилия…

– Моя настоящая фамилия… – хозяин назвал фамилию, которую носил спасённый Виктором Петровичем из Белого дома товарищ.

– Ах да, – опомнился Виктор Петрович, – я же об этом слышал (об этом слышали все, но никто не знал, соответствует ли это действительности).

– Присаживайтесь, Виктор Петрович, – хозяин радушно усадил гостя в огромное кожаное кресло, – выпить не предлагаю, знаю, что вы этим не увлекаетесь… Виктор Петрович, давайте мы не будем заниматься тем, что на Востоке называют «чесать мелкую шерсть», и сразу перейдём к делу. Вы нужны Родине!

При этих словах Виктор Петрович почувствовал тянущую боль под правой лопаткой (именно туда он получил ранение в тот последний раз, когда он был нужен Родине).

– Нам с вами повезло жить в чудесную, исключительную эпоху! На наших глазах с громким треском рушится система либерального мирового порядка – брекзит, «желтые жилеты», рост популярности правых в Австрии и Германии – всё это симптомы наступления новой эпохи, эпохи новой феодальной раздробленности в Европе. Пронырливые торгаши, люди «короткой воли» теряют власть, на смену им приходят прагматики…

Виктор Петрович с тоской вспомнил незабвенное «а жулик он, кажется, большой».

– …в этой ситуации наша страна представляет собой островок стабильности…

«Чего он со мной как на митинге?» – подумал Виктор Петрович, а его собеседник, внимательно следивший за Виктором Петровичем, уловил что-то в выражении его лица и, приблизившись на расстояние, которое в психологии называют интимным, и понизив голос до шёпота, произнёс: