Татьяна Разумовская - Я ведьма

В Израиле я бегала поначалу в поисках разных заработков, окончила курсы компьютерной графики, нашла работу в газете, мы с мамой взяли ссуду и купили маленькую трёхкомнатную квартирку в районе Неве Яаков, который русские прозвали Новояковкой. А потом мама заболела, и два года я не вылезала из больниц, купила машину, чтобы было легче её возить по врачам, на химиотерапию… И вот её не стало, а мне уже тридцать девять лет, и непонятно, что с собой делать. Тогда и появился в моей жизни Юлик.

Юлик окончил ВГИК как режиссёр и оператор документального кино, работал на разных российских студиях. Потом советский мир развалился, студии позакрывались, киношники остались не у дел. Юлик, как отличный профессионал, ещё зацепился в какой-то частной компании, потом Киселёв его пригласил на НТВ, а дальше демократия рухнула в тартарары, НТВ закрыли, и Юлик приехал в Израиль.

Я поражалась, как он мог преуспевать в жёстком циничном мире столичного кино – мягкий, деликатный, с извиняющейся улыбкой. Я влюбилась в него сразу и иногда думала, что даже моя мама не смогла бы отыскать у него недостатков. Среднего роста, он был прекрасно сложен, играл в волейбол и теннис, профессионально плавал. Коренной москвич, он избежал типичной болезни столичной богемы – не пользовался матом, вообще не терпел похабщины, даже в анекдотах. Была в нём и какая-то удивительная пластичность движений, и вещи он умел носить, как никто. В нашем израильском мире, где мужики быстренько переходят на цветастые шорты и растоптанные сандалии, Юлик оставался элегантным без оттенка старомодности. Утром и вечером я повторяла молитвенную благодарность судьбе за то, что она мне его послала. Мне – провинциалке, не юной, не красавице. Не был он и записным остроумцем, но чужим шуткам смеялся замечательно. Вообще не могло быть лучше слушателя – в глазах его было столько понимания, доброжелательности, нежности… Нежности. Как он повторял: «Мы вместе… Мы же вместе…»

Вика ворвалась в ванную, услышав мой рёв, больно вытерла мне лицо полотенцем, вытащила на кухню и сунула рюмку с коньяком.

– Быстро, до дна. Вот так. Теперь лимончик. И ещё по одной. Давай-давай. Ну, рассказывай, что произошло.

Вике страшно нравилась роль сестры милосердия, тёмные глаза её сверкали от возбуждения. Я угрюмо на неё взглянула. Честно говоря, кроме ног и глаз, нечем ей похвастать – рот и нос чрезмерно велики, зубы выпирают, животик и бока нависают над узкими бёдрами. А ведь поди ж ты – уверенности в себе, как у мисс Европы. Я собралась с духом.

– Юлик сказал, что хочет пригласить на этот свой день рожденья не друзей, а коллег с телевидения. Что ему это очень важно для работы.

– А почему не в ресторан?

– Он сказал, что в ресторанах телевизионщикам скучно, а вот русское застолье – для них экзотика. Вот, мы приготовили всё: я блинов напекла, пироги с капустой…

– Ага, ага. А ещё икры купила, копчёной рыбы, белой и красной, мяса всякого, водок, коньяков, шампанского…

– Конечно, а что?

– И ты всё это оплатила, да?

Я обозлилась, Вика бывает невыносимой. Рюмка вылетела у меня из руки и раскололась на каменном полу.

– Да, оплатила, при чём тут это? Ты не понимаешь, когда люди вместе, у них всё общее! Ты…

– Да, я – мелкая, меркантильная, мещанка, куда мне понять высокие чувства. Но зачем посуду бить?

Вика взяла другую рюмку и наполнила её.

– Давай-ка. И рассказывай, я молчу.

Я выпила. Как же действительно это было? Утром я подарила Юлику чёрную шёлковую рубашку от «Бенеттон», я взяла её на десять платежей. Ему так идут красивые вещи! Он мило смутился и сказал: «Юленька, радость моя, ты – просто чудо! Но зачем же ты так тратишься?» И потянул меня на диван. Нет, нет – это я не буду вспоминать, нет! Потом я жарила блины, а он смотался куда-то и принёс мне букет синих ирисов. «Могу я на своё сорокачетырёхлетие подарить цветы любимой женщине?» Эти ирисы я сегодня выбросила в мусор.

А вечером пришли гости. Было их тринадцать человек, чёртова дюжина. Восемь мужиков и пять дам. Они быстренько обошли мою квартирку и вернулись к столу. Одна дама сказала с улыбочкой:

– Я даже и не знала, что можно жить в такой тесноте! Как экзотично!

Ну, да плевать на них. Лишь бы Юлику польза была. Юлик в начале вечера представил меня как свою подругу, и обнял при этом. Потом я не очень следила за разговорами, так как бегала всё время на кухню, то менять тарелки, то за порцией закусок. Плов Юлик вынес сам – это его коронное блюдо, он рассказывал, что во ВГИКе его обучил этому режиссёр-узбек. Плов вызвал всеобщий восторг. Потом Юлик взял гитару и спел несколько русских романсов, причём два из них на иврите. Он вообще очень способный и целеустремлённый, меньше чем за два года выучил иврит так, что говорит свободно и почти без акцента. Я из кухни смотрела на него с гордостью – так он был хорош: с маленькой тёмной бородкой, в чёрной рубашке, с гитарой в руках.