Александр Лепещенко - Монополия

– Брось, ерундейшая чепуха…

– Какая чепуха? Ты свалишься сейчас. Давай иди сюда…

Женщина помогла мужу перебраться из-за стола на диван.

– Опять язва?

– Опять двойка.

– Сейчас… Сейчас, найду твоё лекарство.

– Жалкие забубённые головы… Всё обижаем друг друга… И зачем?

– Ты прав, Митя… Незачем. Вот, прими обезболивающее…

Маруся нашарила выключатель.

На кухонном столе, освещённом сверху матовым электрическим шаром, одиноко синела игровая карточка.

«Алёша забыл», – догадалась женщина, но сказала иное:

– Отдохни, а я ужин пока приготовлю.

Прежде чем взяться за нож, Маруся заглянула в забытую сыном карточку, на которой было начертано: «Отправляйтесь в тюрьму! Вы не проходите поле “вперёд” и не получаете вознаграждение».

– И снова я в глубоком подъёме, – вздохнула женщина.

Странные мысли зашевелились в её голове: «Катала – это шулер или профессиональный картёжник? Кем всё-таки был мой отец? Гм, не могу представить папу банкующим… С его ранней смертью связана некая тайна… Маме рассказывали, будто он у кого-то что-то умыкнул. Не знаю… В общем, королевства отец в карты так и не выиграл».

Митя поворочался и затих.

Маруся окинула взглядом его сухощавое, как у кузнечика, тело и открыла кран. Промыла рис и зелень. Нащипала мякоти с отваренной утром курицы, выудила из холодильника четыре яйца, но, поразмыслив, два вернула обратно – до зарплаты нужно было ещё тянуть неделю.

И вновь покатилась думушка.

Припомнилось, как они с мамой покочевали из Екатеринбурга в Волгоград. Нет, не то чтобы маме хотелось всё прежнее забыть. Разве горе забудешь? А счастье? Было ведь в её жизни счастье! И любила она. Так почему ж в Волгоград? Не ответила б и себе, спроси её в то время… Маруся вышла замуж за Митю через год после маминой смерти. Старшина Фонарёв служил тогда в десантной бригаде. Язва ещё не заявила о своих правах на него. Это был крепко свинченный, сухой человек. Красивый и весёлый… А потом родился Алёша.

«Как там сыночек?» – обожгло вдруг Марусю.

Женщина выключила электроплиту и, утвердив на подставке сковороду с домбури, заторопилась в детскую. Алёша сидел на кровати и барабанил тонкими пальцами по «Энциклопедии юного химика», рядом с которой гнездилась коробочка с чем-то зелёным.

– Что делаешь, Алёш?

– Да так… Это… Изучаю полимеры…

– Ты в порядке? Кушать хочешь?

– Ну, хотелось бы… А папа?

– Папа уснул.

– А что ты приготовила? Пахнет вкусно.

– Такая штука японская… домбури.

– Ясно.

– Пойдём?

– Айда! – улыбнулся мальчик.

– Не обижайся на папу, ладно?.. Он тебя очень любит.

– Да я знаю, мам. Он – добрый, только немного нервный.

– Ты вот что… Ты с хлебом ешь…

– Ой, я быстро… Руки помою.

Мальчик сбегал в ванную и вкрутился на своё место, напротив окна.

– Приятного аппетита, сынок!

– Спасибо! И тебе тоже… Э-э… А мы папу разбудим?

– Знаешь, ему нехорошо сделалось… Может, не надо его будить?

– Да, пожалуй, не надо.

…В распахнутом просторе Митиного сна слоисто мерцали тёмные улицы. Ветер поднимал и нёс снежную пыль в пустые места. Одинокий фонарь опускал из себя длинные волосы света. Нилыч шагал с приглядкой: будто человек, который ищет потерянный ключ.

– Что обронил, старик?

– А-а-а… Димитрий, это ты… Не представляешь, как я уморился, разыскивая детей… Снег, вишь, выпал, а следочков нет…

– Каких ещё следочков?

– Я же толкую тебе – ребятишки пропали… Ни одного не осталось. Как такое возможно?

– Старик, ты в своём уме?

– А ты думаешь, старый Нилыч свихнулся… Да?.. Ну, а давно ли ты видел детей? Вот где сейчас твой сын? Чего молчишь?

Словно молния в злобе разделила Митю пополам – у мужчины засаднило в сердце. Руки его начали беспокойно мять одна другую.

– Нилыч, Христом богом прошу… Расскажи, что знаешь… Ведь вижу, что знаешь, – вскрикнул Митя, нащупывая, наконец, мобильник.

Вызов шёл, но сын не отвечал.

– Чего знаю-то? Только то, что слыхивал от других…

– Говори, Нилыч, ну давай же…

– Да не сбивай, и сам собьюсь… Крысолов пообещал бургомистру спасти город от крыс…

Задурил ветер, и старик замолчал, принюхиваясь к прорезавшейся серной вони.

– Продолжай, Нилыч!

– Ну, так вот… – зажал пальцами нос старик. – Когда крысолов заиграл на своей чёрной дудке, крысы, подманиваемые музыкой, потянулись к реке. А затем… Представляешь, случилось невообразимое: вся орда сама устремилась в прорубь да там и сгинула…