Александр Лепещенко - Монополия

Обратимся к замечательному рассказу, воспроизводящему названием радостный детский возглас: «А ти то!». Так реагирует семилетний Егорка, он же Юрка, он же Горка, бурно одобряя что-либо. На этот раз предстоит одобрить меню праздничного обеда в честь десятилетия семейной жизни родителей. Но дело в том, что герой новеллы Олег Маруськин загнан безденежьем в угол. Жена хочет в ресторан, и муж предлагает сдать обручальные кольца в ломбард, чтобы с получки сразу же выкупить. Примириться с таким предложением женщине трудно, а у самого Маруськина «сердце занозила горечь»: «Зачем про ломбард брякнул? Вон как Жанну разобидел…». Кончилось все семейным консенсусом: стол застелен новой скатертью; Горка сновал с салатами, стаканами и тарелками; поставили гороховое пюре с индейкой, любимую сыном пиццу, вынутый из духовки торт. Подняли бокалы – «кто с вином, кто с лимонадом». «– Ну, за нас!» – «Я люблю вас, мальчики!» – «А мы любим тебя! Да, сынок?» – «А ти то!»

Так было ли ружье? Оказывается, было. Когда Жанна захотела себе и мужу надеть обручальные кольца, в шкатулке, где они хранились вместе с бабушкиными драгоценностями, их не оказалось. По версии Егорки, кольца взял брат Жанны, но версия так и осталась версией. Не опровергнутой, не подтвержденной. А может, все-таки ломбард?

Вот и думай, читатель. Не гадай, а думай. Впрочем, думать приходиться всегда, читая рассказы А. Лепещенко. С одной стороны, автор, как отмечалось, тяготеет к эффектным концовкам, с другой – избегает информационно-образной чрезмерности. Напомним: все рассказы объединены общим названием: «Неплохо, нормально, прекрасно». Казусы реальной жизни способны функционально заменить традиционные метафоры, метонимии, сравнения и прочие средства стилистической выразительности. Они могут быть комичны (и тогда действительно все нормально); драматичны (но из драмы всегда найдется выход, что совсем неплохо), но могут и перенасыщаться трагедией (рассказ «Сын»). И тогда о прекрасном можно мечтать разве что по-чеховски – как о «небе в алмазах».

Так в прозе Александра Лепещенко слились воедино новаторство и традиция, что обеспечивает её жизнеспособность и высокую художественность.

Рента с коммунальных предприятий могла удвоиться, но для этого Фонарёву требовался водоканал. Дмитрий Алексеевич всё рассчитал верно: трижды уступал на аукционах не менее ценные активы, а ещё заложил отель. Обзавёлся значительным капиталом, выждал момент и заполучил то, что хотел.

Фонарёв сощурил серые нестеснительные глаза.

«Вот это игра, – думал он, – вот она, буржуйская игра, – нечего тут яйца высиживать».

– Знаешь, что… Ты, ты просто проеден самолюбием, – чуть не плача сказала Маруся.

– Ерундейшая чепуха!

Маруся тронула узел волос на макушке, но промолчала. Митя внимательно посмотрел на жену: лицо у неё было так усеяно веснушками, словно плеснули акварельной краской.

– Э-э… – произнёс, темнея, мужчина. – Я не могу иначе играть. Пойми, это же «Монополия», а не поддавки…

– Я-то понимаю… А ты, мамочка? – вмешался в родительский разговор Алёша – девятилетний мальчик с взлохмаченными волосами и лицом футболиста. Он глядел на отца бледными добрыми глазами.

Митя остановил его суровым, скудным голосом:

– Лёшка, а ну-ка собирай карточки… Больше играть с вами не буду – клянусь ерундейшей чепухой!

– Пап, это…

– Ты понял?

– Понял, конечно, – ответил мальчик суконным голосом.

– Ну, вот и наводи порядок.

Сын склонился над кухонным столом, будто переломленный ремнём в талии. Игровые карточки не слушались – валились из рук, обычно цопких. На глазах предательски выступили слёзы.

– Лёшка, не распускай сопли… Слышишь?

– Угу.

– Мить, отцепись от него… Зачем травить?

– О, слова-то какие: «отцепись», «травить»!

– Прошу, перестань…

Мальчик схватил коробку «Монополии» и брызнул из кухни.

– Довёл ребёнка…

– Говорю, вам меня не уесть… – Митя глянул в самую глубину Марусиных глаз и осекся.

В примытой сумерками комнате стало тихо.

Жёлтое, с провалившимися щеками лицо мужчины стушевалось. И без того худой, как призывник, он сделался ещё более худым. Плоские слипшиеся губы заблестели.

– Что с тобой? Тебе плохо?