Ольга Келлер - Как бить лапами и не опустить руки!

Весточку папе отправила сестричка, когда мы с мамой ещё лежали в роддоме. У маленькой Танюши не хотели принимать телеграмму, но та объяснила, что взрослых нет. И тогда телефонистка помогла найти позывной корабля, где плавал наш рыбак, и отправила Танин текст: «Поздравляю дочкой вес 4 кг 300 г рост 52 см всё хорошо». Папа был счастлив. Ну и пусть не мальчик, девочка тоже хорошо. Маленькие ножки, наконец, забегают по полу, и детским щебетом наполнится дом! А это самое настоящее счастье!

Няней стала Танечка. Мама, уходя встречать или провожать папу в море, сцеживала молоко, и сестрёнка кормила меня, укачивала, пеленала. Чтобы ноги мои были стройными и красивыми, затягивала их лентами и верёвками (как только не отвалились?). Ноги и вправду получились длинными и ровными. Наверное, это заслуга моей сестрёнки. Спасибо ей!

Мама рассказывала, что в те годы в магазинах не продавали белый хлеб – выдавали по карточкам детям до года. Так как младенцы не едят хлеб, он доставался Танюше. Перед школой, на завтрак, ей делали бутерброды из вкусного белого батона. Но и она не осталась в долгу.

Однажды в школьный буфет привезли печенье «Садко». Сестра попросила у классного руководителя денег в долг, чтобы купить лакомство. Буфетчица насыпала печенье в большой бумажный кулёк, свёрнутый конусом с закрученным внизу основанием. Таня на вытянутых руках, не дыша несла богатство домой. Потом мама выдавала мне по одному печенью в день, и я с удовольствием грызла сладкие коричневые квадратики с горьковатым привкусом шоколада. Когда начали прорезаться зубки, дёсны нестерпимо чесались и печенье было спасением.

Много лет не могла понять, почему, когда покупаю «Садко» и сразу откусываю, накрывает тёплой волной нечётких воспоминаний, почему вкус печенья возвращает в детство. Когда же Танюша рассказала эту историю, всё сразу стало на свои места.

До трёх лет я не разговаривала. Не было достойного собеседника. Понимала меня только Танечка. Зато потом прорвало – не остановить. Всё время болтала, рассказывала небылицы, истории, которые придумывала на лету.

Любила слушать пластинки на радиоле. Та гордо возвышалась на тумбочке в большой комнате, вся из полированного светлого дерева с золотой решёткой на боковой стенке и витиеватой надписью «Жигули» на передней панели, обтянутой атласной жёлтой тканью. Внизу были клавиши и две круглые ручки, которые очень хотелось покрутить. Вверху открывалась крышка, на диск ставилась пластинка, на пластинку – игла звукоснимателя. И по комнате неслась песня… Помню только, что про Дунай. И я представляла себе далёкие страны, красивых людей, прекрасные реки, озёра, горы. Из сказок любимой была «Как слонёнок пошёл учиться», которую слушала не меньше тысячи раз, пока пластинка не стала заедать.

Мне четыре года. Маленький город Буй в средней полосе России. Мост через реку, светит яркое солнце, тепло. Бегу по нему в белорозовом воздушном платье, ветер колышет подол и поднимает его. Смеюсь, руками опускаю вниз, ещё немного и мы с сестрой добежим до киоска с мороженым. В нём продают самое вкусное мороженое на свете! Улыбающаяся продавщица в белой накрахмаленной наколке достаёт из молочного бидона большой ложкой и накладывает в вафельные стаканчики. Они хрустящие и все разные, светлые, потемней, некоторые даже немного подгорелые. Откусываешь кусочек и мороженое прохладой растекается по языку… Иногда попадались комочки сливочного масла, которые тут же таяли, и мороженое становилось ещё вкуснее! Это был настоящий пломбир, двух видов с изюмом и без. Я любила с изюмом! Это было мое любимое мороженое из детства, не считая ленинградское эскимо за 11 копеек, но оно было уже намного позже.

И самое красивое платье с бантом, две шёлковые ленты были вшиты в боковые швы и завязывались пышным бантом сзади на талии. Любовь к ярким, нестандартным нарядам осталась у меня с детства навсегда.

Мама Анфиса была строгая. Всегда говорила нам с Таней, что лучше горькая, но правда, и очень ругала, если нарушали это правило. Помню, как все во дворе вышли гулять с бутербродами из белого батона, с маслом и сахаром, – и кристаллики, белые, крупные, переливались на солнце. У меня просто слюнки потекли. При этом масло никогда не любила и ножичком счищала с хлеба, отправляя снова в маслёнку. Но очень же хотелось присоединиться к компании поедателей бутербродов.

Тихонько вернулась на кухню, отрезала широкий ломоть батона, щедро намазала маслом, посыпала сахаром, на цыпочках вышла из кухни. Затем по коридору выскочила в подъезд – и только собралась откусить заветное лакомство, которое мысленно съела уже несколько раз, как в дверях показалась мама. Она спросила: «Тася, ты зачем приходила? И что у тебя в руках?» Бутерброд быстро полетел на пол, протянула руки, показала, что ничего у меня нет. Однако мама не поверила. Спустилась по лестнице, подняла бутерброд – а мне было приказано быстро идти домой, где ждало суровое наказание за враньё.