Дэвид Левин: Папина лапа в моей руке

Там, где положено быть бровям, у секретарши росли перышки. Голубые, зеленые, черные, радужные, как у павлина, они легонько трепетали в неслышном дыхании кондиционера. — Вы хотите что-то спросить, сэр?

— Нет, — ответил Ясон и взял в руки журнал, но поскольку уже трижды пытался начать читать и никак не мог сосредоточиться, то положил его обратно. — Вообще-то, да. Э-э, я хотел у вас спросить, вы… а-а… вы… перерожденка?

Это слово упало на мягкий, тканый под траву ковер приемной, и Ясону захотелось подобрать его, сунуть в карман и уйти. Просто уйти и никогда не возвращаться.

— О, вы имеете в виду брови? Нет, сэр, это только мода. Мне больше нравится быть человеком. — Она любезно ему улыбнулась. — Вы давно не были в Сан-Франциско, не так ли?

— Да, я только сегодня утром приехал.

— Перья здесь очень популярны. В этом месяце особенно. Не хотите ли брошюру?

— Нет! Э-э… я имею в виду, благодарю вас, нет. Опустив взгляд, Ясон осознал, что мнет журнал. Он неловко попробовал его разгладить, потом отказался от этой затеи и бросил обратно в кипу других, лежащих на кофейном столике. Все журналы были свежие, а столик, похоже, из натурального дерева. Ясон провел по нему грязным ногтем большого пальца — так и есть, настоящее. Затем, испугавшись собственного поступка, попытался прикрыть царапину стопкой глянцевых изданий.

— Сэр?

Ясон вздрогнул от голоса секретарши и тормознул журналы на полпути.

— Что?

— Вы не возражаете, если я дам вам маленький дружеский совет?

— Э-э… я… нет. Пожалуйста.

Вероятно, она хотела сказать ему, что у него расстегнуты брюки или что в этом офисе положено быть при галстуке. Ее собственный галстук гармонировал с цветом стен: роскошное золотое тиснение на темно-бордовом фоне. Ясон даже не был уверен, застегнут ли на его толстой шее воротник выцветшей рабочей рубашки.

— Может быть, вам не стоит спрашивать наших пациентов, не перерожденцы ли они.

— Это невежливо? — Он готов был залезть под стол и умереть от неловкости.

— Нет, сэр. — Она снова улыбнулась, на этот раз с неподдельным юмором. — Просто кое-кто из них переведет разговор на другую тему, проявив лишь видимость интереса.

— Я, э-э… благодарю вас.

Раздался перезвон часов, густой негромкий звук которых слился с игравшей в приемной классической музыкой, и секретарша на мгновение устремила взгляд в пространство.

— Я дам ему знать, — произнесла она в пустоту, затем, как бы вспомнив о Ясоне, добавила: — Мистера Кармилка увезли из операционной.

— Благодарю вас.

Было так странно слышать эту редкую фамилию применительно к кому-то еще. Он не встречал ни одного Кармилка уже больше двадцати лет.

Спустя полчаса дверь приемной открылась в коридор с гладким блестящим полом и ровными светлыми стенами. Несмотря на эту изысканность и продолжавшую звучать классическую музыку, легкий запах дезинфекции напоминал посетителю, где он находится. Молодой человек в форме медбрата провел Ясона к двери с табличкой: «Доктор Лоренс Стейг».

— Здравствуйте, мистер Кармилк, — сказал сидевший за столом человек. — Я доктор Стейг. — Он был ростом пониже Ясона, тощий, кареглазый, с аккуратной седеющей бородкой. Галстук завязан с хирургической четкостью. Его рукопожатие, как и голос, оказалось твердым и грубоватым. — Прошу вас, присаживайтесь.

Ясон пристроился на край кресла, намеренно избегая комфорта.

— Как мой отец?

— Операция прошла нормально, скоро он придет в сознание. Но вначале я хотел бы с вами поговорить. Полагаю, есть… некоторые семейные проблемы.

— Что вы имеете в виду?

Доктор не отрывал пристального взгляда от своего позолоченного органайзера, то открывая, то захлопывая его.

— Я наблюдаю вашего отца уже почти два года, мистер Кармилк. В такого рода работе отношения «врач — пациент» неизбежно становятся доверительными. Мне кажется, я довольно хорошо узнал его. — Он поднял глаза на Ясона. — Отец никогда не упоминал о вас.

— Я не удивлен. — Ясон почувствовал в своем голосе горечь.

— От моих пациентов часто отрекаются семьи.

У Ясона вырвался резкий короткий смешок, который напугал обоих.

— Его… биологическое перерождение здесь ни при чем, доктор Стейг. Мой отец оставил нас с матерью, когда мне было девять лет. С тех пор я с ним не разговаривал. Ни разу.