Виктор Ростокин - Откровение Блаженного

Многое напоминает о нем. Вот в выдвижном ящике письменного стола в картонных цветных коробочках с ранних лет собранные им камешки, значки, старинные монеты, рыболовные крючки, брелоки, гаечки, проволочки… «Вытряхнул бы ты весь этот мусор, сынок!» – поругивал я его. Сейчас всякая из этих мелочей – частица сына. Все он брал в руки. Во всем – его тепло. Его – дыхание, настроение, характер. Вот в ванной крючок для полотенца, когда-то мною прикрученный на метровой высоте от пола. Для малышей. Алеша так привык, что пользовался им до последней поры.

В зале передний угол – Алешин. На журнальном столике стопками его документы, студенческие тетради, блокноты. Здесь же шахматы, альбом с фотографиями, видиокассета с записью со школьного выпускного бала («Алеше вручают Похвальную грамоту»; «Алеша читает стихотворение»; «Алеша танцует теперь уже с бывшей одноклассницей…»); ваза – с живыми цветами; икона Божьей Матери с Младенцем. Ниже, на полочке, его «дорожная» одежда. В бирюзового цвета пакете уложенные Алешей перед отъездом (про запас) туалетное мыло, скотч, коробочки спичек, бельевые прищепки, новая зубная щетка, голубая расческа (я подарил ему свою), пузырек с мазью календулы, марля для утюжения, пластмассовый будильник (при аварии раскололся). На ковре – гантели: пара детских по пятьдесят граммов и пара юношеских по пять килограммов.

В кухне его тарелки, бокал, вилка, ложка… В лоджии – его удочка, ласты, маска для подводного плавания. В нише – его обувь, куртка, шарф, фуражка… В шифоньере – новый костюм… В подвальной кладовке – велосипед, гора детских игрушек.

Куда бы ни пошел, везде – он: в лицах глазах знакомых людей, в оживленной суете улиц, воскресного рынка; в цветах, лучах, росах, ветерке околицы, поля, леса, речки. По-прежнему земной, близкий, любящий. …Сготовлю что-нибудь вкусное: вот бы Алеша скушал!

Увижу цветущую черемуху: вот бы Алеша полюбовался!

Услышу пенье жаворонка: вот бы Алеша послушал!

Встречу красивую девушку: вот бы Алеша влюбился!

Он подарил мне семнадцать с половиной лет солнечного счастья.

Он помог мне более глубоко разобраться в таких истинах и явлениях, какими являются Жизнь, смерть, Бог, люди. Все вдруг обнажилось, открылось, распахнулось. Разверзлась бездна Вселенной. От края и до края. Люди – пылинки. Бог – прозорлив. Жизнь – эхо. А смерть… – рождение.

Я поверил в Главное. И теперь никогда не скажу: сын мой умер. Он – есть. Он видит и слышит Бога. Меня. Мать. Сестру. И мы не расстались. Мы вместе. Как раньше. Только в иных понятиях. И они ощутимы. Потому что были и остались Любовь, Нежность, Благодеяние. Потому что мы, его родные, также согреваемся благоуханным теплом его доброй, мягкой, чистой души. …Осенью я приехал в Волгоград. Во второй половине дня, когда Алеша пришел из университета, мы пошли с ним к Волге. С крутояра в прохладной тишине далеко обозревалась расцвеченная солнцем и небом водная гладь.

– Привыкаешь к городу?

Он молча кивнул головой.

– Скучаешь по дому?

– Да.

Спустились по тропинке. Когда Алеша сдавал вступительные экзамены, в свободные часы мы приходили сюда купаться. Он далеко заплывал. Тревожась за него, я кричал, чтобы немедленно «причаливал» к берегу. Втолковывал: «Это тебе не Терса и Бузулук… Водоворот! Аль подводное бревно!..»

Присели на валун. Вдали туманилась ГЭС. А там, за плотиной, в десятках километров в поселке Приморске жили родители моей жены.

Ему было три года, когда мы приехали к ним погостить. Я выпросил у тестя-рыбака лодку: покатаю сына. Поплыли. Я не подрассчитал… И нас подхватило сильной струей. И – понесло. Признаться, грести веслами я не мастак (рос на малой степной речке). Чем грозило? Могло дотащить до плотины. А там, как знать, что могло бы случиться. К счастью, в одном месте течение поослабло. Я воспользовался этим. И вырвался из его клещей. Да скорей – к суше!

Я примкнул лодку на цепь. Взял Алешу за руку:

– Страшно было?

Он помотал головой.

– Не врешь?

– С папой ничего не боюсь.

Пообедали. Прихватили с собой Лену. И пошли купаться на Волгу. Благо, она рядом за лесопосадкой. Голяком они резвились на песчаной отмели. Брызгались, радостно визжали! Какие радужные, счастливые минуты!

Вечером Алеша у подворья в полынах об расколотую бутылку глубоко порезал ногу. Шла кровь. Он же не заплакал. И терпеливо покряхтывал, когда в поликлинике медсестра промывала и зашивала рану…