Екатерина Полухина - Ива не ломается на ветру

Витька Рогов (Клуня) получил свою дразнилку за то, что был медлителен и неповоротлив. Но, как говорят – глухой, когда просят – Дай. А, если говорят – На, то слух оказывается отменный. Так и Витька, копушей был, когда просили помочь его. В остальном он мог дать любому фору по швыдкости.

Но дразнить от этого его не перестали, а он не обращал на это внимания. В семье кроме него, было ещё трое детей, и его неповоротливость очень выручала самого Витьку. Чем ждать, когда он повернётся, лучше самому сделать, считали его братья и сёстры.

Мамон (Генка Рябов) был в семье один у родителей. Дразнили Мамоном его деда за то, что имел огромный, пивной живот. Эта кличка перешла к отцу Генки, а затем и ему самому. Парень он был худющий, бледный. В деревне про таких говорят – сблеванный. Что было в нём симпатичного, так это, василькового цвета глаза.

(Корявый) Васька Теплов, прозванный так по деду. У деда его Прохора пальцы отрезало пилорамой. Остались одни окорёнки. Крепкий парень, сбитый, словно мешок с мукой, он имел румяные щёки, пухлые губы и непокорный никаким расчёскам чуб. В семье росли с ним ещё два братишки, Вовка и Петька. Ну да они, ещё мелюзга. Девять и семь им.

Мишук Лахин выглядел лет на семнадцать. Ростом парень удался в отца. Косая сажень в плечах. Только нескладный, какой – то. Словно сработали его топором. Весь какой – то углами. И имел врождённый порок сердца.

А вот брат его Гришка, был красавец, можно сказать, но слабенький на голову. В младенчестве упал с печного коменя. Ударился головой об пол и, видно, что – то стряслось там у него. Отчего он всё время улыбался и ковырял пальцем в носу. Но был абсолютно безобиден и безопасен. Хотя в школу, его в своё время не взяли, из за поставленного врачами диагноза. Шизофрения.

Красавица Валюша – их сестра, обещалась с годами превратиться в настоящую диву. И братья её просто обожали. А Михаил, так переживал за неё намного больше даже, чем мать. И, кажется, готов был ради неё на всё.

Дупель (Иван Сорокин) рос один в семье без отца. Мать его горбатилась на ферме, чтобы чаду её жилось не хуже тех детей, которые росли с отцами. А он, вместо того, чтобы, хоть чем – то ей помочь, гонял чаи с приятелями. Пил пиво, курил «Беломор», а иногда выпив, что покрепче, мог и наподдать мамке своей по-взрослому. Ведь восемнадцать почти стукнуло. Считай мужик.

Мать его, женщина беззлобная и терпеливая, всё выходки его сносила молча. Только пеняла сыну иногда, чтобы вёл себя приличней, хотя бы с чужими людьми. А то, ведь посчитают тебя хуже других. Да, чтобы учиться пошёл на кого нибудь. Не будешь же ты вот так – то бузить всю жизнь. А жизнь, она короткая. Не успеешь моргнуть, старость пожалует. Значит, нужно успеть и пожить.

Но он учиться не хотел. В Армию его не взяли, так как считался единственным кормильцем в семье. Любил пойти пострелять из ружья, оставшегося от деда и кликуху свою заработал тем, что всегда говорил: Да я дупелем, вместо – дуплетом, как жахну. Он и скопытился (заяц, утка, гусь).

Вот эта кампания поселилась в этом самом гнезде, где и проводила большую часть времени. Летом они могли, даже там заночевать. Родители, зная об этом, очень, чтобы уж не беспокоились. Да пусть себе бузят, главное, чтобы беды никакой не наделали. А так, детство, оно на то и есть детство.

То, что они очищали по ночам чужие огороды, сады – страшным преступлением не считалось. Так, опять же баловство. Кто и из них самих не грешил этим в детстве.

Если же, кто из сельчан был недоволен ими серьёзно, родители несли хозяину бутылку самогона и, вместе выпив мировую, с песнями расходились по домам. А дети, понимая, что им сходит всё с рук, могли уже и гуся чужого поймать и зажарить на костре.

Вкуснооооооо! Мясо пахло дымом, чабрецом и всевозможным разнотравьем, каким богат Чернозёмный край. От нечего делать они, уплетя этого гуся, принимались играть в дурачка. Или травили анекдоты. Летом до посинения купались в речке Потудани, загорали на белом песке. Ловили по норам раков, или, стащив у деда Акима, заядлого рыболова бредень из сарая, ловили сазанов да щук, которыми речка просто кишела.

Плохо, что после рыбалки бредень бросали, тут же на берегу, чем очень сердили деда и получали от него набор отменных матюгов. Но это их не останавливало и они раз от раза продолжали свои набеги на его снасти.