Алекс Игорь А. - Право человека

Мальчик осторожно, по стене, начал обходить разъярённого старика, стараясь держаться от него подальше. Однако на этот раз выбраться из комнаты, в один момент ставшей западнёй, просто так ему не удалось. Дядя, вращая белками глаз, как сам морской сатана, вдруг набросился на него, брызжа жёлтой слюной, впился грязными ногтями в его ухо и начал бить голову мальчика о тонкую стену, крича при этом во всё горло:

– Я же сказал, ублюдок, чтобы ты шевелился? Кому я это сказал?! Кому я это сказал?! Кому я это сказал?!!

Цепкая рука дьявола-дяди была необыкновенно сильной и грозила в одно мгновение попросту сорвать распухшее ухо, как перезрелый кокос с упругой пальмовой ветки. Голова мальчика, ударявшаяся в трещавшую деревянную перегородку, вдруг сделалась пустой и гулкой, как барабан торжественного королевского гвардейца. В ней возник и становился всё назойливей странный и звенящий, пронзительный звук. Ударам не было числа, и мальчик практически уже терял сознание, как вдруг дядя столь же внезапно обрёл спокойствие, как и потерял его перед этим. Он медленно выпустил ухо мальчика, перевёл дух, спрятал яростно выпученные, как у пробитого рыбацкой острогой морского гада, глаза под изжёванные морщинистые веки и молча вытолкнул шокированного свирепым избиением мальчика на тесноватую террасу.

На террасе было очень жарко, и мальчик, пошатываясь, с трудом сел, свесив подрагивающие ноги к тёмной воде. Шустрая и необыкновенно мелкая мошкара тотчас принялась выводить вокруг его коленок запутанный танец. Глаза его сильно щипало, сердце бешено колотилось где-то в глубине грудной клетки, но мальчик изо всех сил кусал губы, приняв сейчас очень важное для себя решение – не плакать. Чёрта с два! Он не должен доставлять такого удовольствия проклятому старику. Нет. Он никогда теперь не будет плакать из-за него. Что бы ни сделал одержимый безумец, он не заплачет. Не заплачен ни под каким видом. Отныне он должен всегда поступать так, как поступил бы мужчина с фотографии.

И никак иначе.

Он твёрдо решил быть на него похожим.

Мальчик встал и подошёл к осколку зеркала, укреплённого на крайней деревянной опоре, поддерживающей ветхую крышу. Он посмотрел в мутноватую, обильно подпорченную постоянными влажными испарениями поверхность зеркала и попробовал выработать такой взгляд, как у человека на чёрно-белой фотографии – столь же прямой и решительный. Человек с фотографии никогда не стал бы лить слёзы из-за сумасшедшего дяди. Человек с фотографии этого дядю просто бы убил. Убил бы – и всё. И мальчик, рассматривая своё отражение в тусклом зеркале, в очередной раз пообещал себе, что обязательно сделает это, когда ещё немного подрастет. А пока можно попробовать продырявить ненавистную лодку гадкого безумца.

Оглянувшись, он сделал пару шагов и извлёк из-под крыши завёрнутый в тряпицу, заранее подготовленный и заточенный о большой булыжник гвоздь. Гвоздь, оказавшийся в его испачканных руках, был длинный, гнутый и глубоко изъеденный пятнистой коричневой ржавчиной, но вполне мог послужить для осуществления заветной цели – помочь ему утопить безвозвратно спятившего старика, который, несмотря на то, что всю жизнь прожил на реке и сам сильно походил на обитателя водных глубин, так и не удосужился выучиться плавать.

Очень осторожно он, сжав губы в полоску, стал подтягивать к себе хлипкую, неоднократно латанную речную посудину, по самые края нагруженную нераспроданными за утро фруктами, от которых исходил густой аромат. Подготовленные к быстрому вскрытию зелёные кокосовые орехи своими острыми конусами до невозможности точно походили на светлую дядину шляпу, а волосатые рамбутаны давали повод вообразить, что лодка под завязку заполнена оравой маленьких красных человечков с разлохмаченными на ветру головами. Мальчик от души подивился, где это дядя находит среди всех них место для себя, и продолжил тянуть мокрую верёвку, последовательно осуществляя задуманное. Едва порядком нагруженная лодка приблизилась настолько, что в неё можно было встать, он, несильно ободрав голень, поставил ногу на край борта и замешкался – на неопытный взгляд, нечего было и думать о том, чтобы залезть в лодку полностью; но тут вдруг исцарапанная нога мальчика соскользнула с низкого борта, тяжёлая посудина сильно накренилась, и несколько крупных, ярко-оранжевых мандаринов из сложенной на корме высокой пирамиды проворно и весело скатились в воду и поплыли вдоль берега, подхваченные лёгким прибрежным течением.