Арсений Писаренко - Агарский мыс

Налево между кустарников уходила тропинка, по которой я вышел к дороге вдоль забора «Агарского мыса».

Слева от дороги был знакомый мне железный забор пансионата. По другую сторону, судя по людям в белых халатах и красным крестам аптек, был то ли санаторий то ли больница. Несколько четырехэтажных серых зданий кубической формы спрятались в тени хаотично рассаженных сосен, которые издавали легкое потрескивание, соприкасаясь верхушками. Сухие ветки иногда обламывались и гулко падали на землю. Откуда-то доносились звуки радио.

К одной из сосен поочередно подбежали несколько детей, о чем-то недолго поспорили и убежали, оставив одну девочку. Она повернулась лицом к стволу, со всех сил зажмурила глаза и затараторила:

– девочка обернулась и убежала.

Дорога вдоль забора вывела меня до закрытых ворот и калитки. Тетя Паша как раз закончила уборку. Она сказала мне, что надо вкрутить лампочку на крыльце, так как фонарь не работает и, под скрип ручки алюминиевого ведра, ушла через пустырь по своим многочисленным делам.

Я вошел в дом. Первой комнатой была прихожая с диваном и старым сервантом. В серванте стояли какие-то тарелки, графин, стаканы и неизвестно кем и для чего поставленная в него кукла. Я представил, как кукла закрывает глаза своими пластмассовыми веками, и, повернувшись к стволу сосны, считает до пяти:

В прихожей было две двери, между ними стояла тумбочка с телевизором. Морской воздух проникал в дом через открытую форточку, аккуратно шевеля прозрачными занавесками.

Одна дверь выходила в кухню, где издавал возбужденное журчание холодильник, радуясь возможности что-то морозить после долгого бездействия. Из кухни можно было попасть в небольшую комнату с туалетом и душевой кабиной.

Другая дверь привела меня в спальню. В спальне стоял старый шкаф, письменный стол и кровать. Она напомнила мне спальню моей бабушки – только не хватало подушек, сложенных одна на одну на кровати и накрытых накидкой.

В детстве я все хотел прыгнуть со шкафа на гору подушек. По быльцу кровати залазил на шкаф и сидел там, внимательно изучая узор обоев, считая это очень важным занятием в оправдание своей трусости. Потом приходила бабушка, сгоняла меня с шифоньера (меня всегда веселило это слово) и ставила меня в тупик задачей придумать, что она скажет моим родителям, когда я переломаю себе руки-ноги. Кроме варианта «вы мне его таким и привезли» мне на ум ничего не приходило…

Залезть на этот шкаф у меня не вышло бы, так как на нем стояла полка с книгами. Я лёг на кровать, и она со скрипом поглотила меня в себя. Закрыв глаза, я представил, что опять приехал к бабушке на лето. Только дом другой и бабушка моя давно умерла.

Обеденное меню включало в себя суп с фрикадельками, картофельное пюре и жареный хек. Мне достался хвостик. Просторный зал был наполнен тяжёлыми запахами еды, солнечным светом и бряцанием посуды. Я сел за пустой столик сразу у входа. Столовая была заполнена на половину, какая-то мамаша за соседним столом пыталась уговорить ребёнка съесть суп, пугая отцом.

В конце столовой, за столиком у стены, сидел мужчина. Возможно, из-за солнечного света, который густо набился в столовую, я не мог сфокусировать взгляд и разглядеть его. Сколько я не моргал, очертания человека у стены не становились четче, его силуэт был размытым. При этом я отчётливо видел рисунок за его спиной. Откровенно пялиться было не красиво, и я решил сосредоточиться на еде.

Через некоторое время он доел, отнёс посуду и пошёл к выходу, в мою сторону. Я старался не смотреть на него. В момент, когда он почти проходил мимо меня, я поднял на него взгляд.

Даже вблизи очертания его остались нечёткими, они как будто дрожали, как дрожит воздух в летний зной. Его силуэт был размазан как картофельное пюре по моей тарелке. Он прошёл мимо меня, и я не решился посмотреть ему в след. Расплывчатый человек.