За дубовым столом сидел Отец-Архивариус в одной ночной рубашке. Он сильно постарел, осанка уже не была такой прямой, но ясность взгляда ему не изменила.
– Отец-Архивариус, я принёс вам цветы.
Библиотекарь улыбнулся. Было видно, что он потерял последние зубы. Ослабшим голосом отвечал:
– Спасибо, сынок. Ноги меня уже совсем не носят, не увидеть мне этой весны. А ты радуешь старика… Как прошёл день, не было ли проблем?
– На восьмом этаже пополнение. Неизвестный принёс очередной сборник ядов… Воистину, нет предела фантазии человеческой! Книга уже под замком, господин распорядитель.
Старец тихо засмеялся.
– Теперь ты здесь господин распорядитель, а я так, старик с седьмого этажа.
Было видно, что бывший библиотекарь устал. Весною дни длинные, а старость быстро отнимает силы. Положив ветку сирени на дубовый стол, Альфред сказал:
– Будем спать, Отец-Архивариус. Завтра в городе снова праздник весны.
Сгустилась ночь. За стенами башни пели сверчки и сияла полная луна. Весна выдалась тёплая, без заморозков, что очень редко бывает в Блаурфельсене. Альфред спал на своей кровати, а Отец-Архивариус засыпал в дубовом кресле. Хоть и уговаривал его ученик перейти на его постель, но не хотел старый библиотекарь изменять привычкам. Засыпая, он смотрел на лик полной луны и думал. Отец-Архивариус вспоминал свою молодость, вспоминал, как такой же весной ходил по улицам города и рвал сирень. А утром Хеиланд принял его в свои объятия, молодого и чернобородого, как пятьсот тридцать восемь лет назад. Принял и увёл на вечный праздник весны.
Судьба комедианта нелегка:
Он на подмостках в блеске и сияньи,
Но фальшь в его каменьях и шелках,
Забот не счесть, неверно пропитанье.
Неловкий шаг (такое может быть) —
И жалко он с помоста кувыркнётся
Под хохот переменчивой толпы…
Совсем иное – участь царедворца.
Его судьба пышнее расцвела:
Не знает он ни глада, ни заботы,
Алмаз в его серьге не из стекла,
И меч добавит вес его остротам.
Но – если, оступившись, он падёт —
Его помостом станет эшафот.
Кто посмел трубить отступленье?!
Негодяи! К передовой!
Пусть помечутся в исступленьи
Генералы мятежных войск!
Нас и вправду осталось мало,
И от крови красна земля,
Но, скажите, – что с вами стало?
Мы – защитники короля!
Победить ещё в нашей воле —
До конца не разбита рать,
Так неужто вам честь позволит
Бакалейщикам проиграть?
Пусть крепки их клинки и вера,
Но когда отступали мы?
Ведь пока ещё кавалеры —
Это гвардия, черт возьми!
Нас и вправду осталось мало,
И от крови красна земля,
Но – в атаку! И, что б ни стало…
Кавалеры! За короля!
Ночь вуалью тьмы от нас
Лик стыдливо прикрывает,
Незаметно подступает
Время тайн – полночный час.
С неба полная луна
Льёт на землю свет печальный,
Переливчато-хрустальный,
Наводящий чары сна.
Полночь. Время колдовства,
Древних сил – великих, властных.
Мы их кругу сопричастны
В этот час их торжества.
Слушай голос тишины,
Что читает заклинанья —
Все законы мирозданья
Власти их подчинены.
Пламя в сердце ощути,
Жар, струящийся по жилам,
Силу тайны, тайну силы,
Мощь и мудрость обрети.
1
Я взял пистолет, со щелчком магазин выпрыгнул из рукояти. Тычки и пощипывания муравьями поползли по спине и рукам. «Души предков» – так называет мой друг тех, кто сейчас следит и мешает разобрать оружие. Они, понимая, что не реагирую, становятся настойчивее: дёргают за волосы и одежду, пока несерьёзно, как девчонки в детском саду.
– Знаю, знаю, – я нажал на курок, ПМ цокнул, отстегнул пусковую скобу. Два глухих звука металла о деревяшку стола и пистолет разобран. Я поднял онемевшие ладони на уровень лица – сдаюсь. – Всё! Видите?
Травля замерла – «души» присматривались. Одеревенение тела – наказание тому, кто на космическом корабле нарушал правила, одним из которых было – не убивать. «Души» можно понять, всего трое живых, а рассчитан этот звездолёт на двести тысяч человек. Кропотливо выточенный мною пистолет, красивейшая вещь, стал запретным плодом – смотри, но не трогай.
Читать дальше