Валентина Басова - Ключевой воды глоток

Савелий днями сидел на улице и, независимо от погоды, был одет в стеганные бурки с калошами, коротенький тулупчик и овчинную шапку с опущенными ушами.

– Дедушка, жара такая, а вы в тулупе, – недоумевали пробегавшие на речку ребятишки.

– Ничаво, – важно отвечал дед уже в пустую улицу: ребята давно промчались мимо. Лишь облачко пыли медленно оседало на горячую дорогу.

Савелий любил поговорить, но в жаркую пору сенокоса село будто вымирало, и ему в друзья оставляли облезлую кошку с отмороженным ухом, да ленивого пса Тимку, спавшего в тени крылечка.

– Ишь ты, погода кака ядрена установилась, – говорил дед довольно. Кошка на это никак не реагировала, а собака сонно мела хвостом. – Да-а! Ране-то бывалоча, пойдешь косить да все по росе, коса-то вжикает, а травушка па-а-ахнет страсть как вкусно! А теперича, э-эх, все машины стукотять да воняють… А травушка-то, поди, хороша нонче!.. – не дождавшись ответа, дед задремал.

Через улицу от закрытого на замок магазина к Савелию шел высокий молодой мужчина с черным блестящим чемоданом, металлические ободки которого сверкали на солнце, как зеркало.

Мужчина подошел, неслышно поставил чемодан на скамейку и громко выкрикнул:

– Здравствуй, дед!

Савелий приоткрыл один глаз:

– Ась? Почему так кричишь? глухой что-ли?

Мужчина сел рядом и, улыбаясь произнес:

– Ты чего, дед, как на северный полюс собрался?

– Дожжик будет. Косточки мои все так и ломит, ажно суставчики выкручивает.

– Какой дождь? – удивился мужчина. – Перекрестись, дед. На небе ни облачка.

– Чичас не, а ночью непременно дожжик прольется. А ты кто ж таков будешь? По обличью, вроде не нашенский.

– Я Михаил Пантелеев. Родился здесь.

– Васьки Пантелеева сынок?

– Нет, дед. Я его внук.

– Внук? Ну да, тот должон быть постарше. В городе живешь?

– В городе. Вот навестить приехал. Отдохнуть тут у вас хочу. Здесь тихо.

– Нешто летом в деревне отдыхают? – искренне удивился Савелий и как на чудо уставился на Михаила голубыми влажными глазами. – Эвон сколько работы, а ты отдыхать. Бери-ка, паря, литовку, да жарь на Займище. Травушка там, помню, добренная была. А как сойдет с тебя солененькая водичка, вот уж опосля и отдохнешь. Нельзя отдыхать не поработамши. Понял?

– Дед, я в городе работаю. А теперь у меня отпуск. Ясно? – терпеливо начал объяснять Михаил, но дед перебил его.

– Отпуск? Ишь чего придумал.

– Меня с работы по закону отпустили. Вот и гуляю.

– Гуляшь? 3ачем гуляшь? Робить надо в такую-то пору. Вот я не могу литовку держать, силов нет. А то бы сам пошел. Я знаешь, как косил! Никто со мной в паре не становился. Замотаю. Охо-хо! Годочки мои! А так бы охота ишо травку-то пошуговать, да вилами-то ещё бы побаловаться. Стога-то умеешь метать?

– Не умею. Я ж давно городской.

– А в городе-то что, мясо и молоко не едят?

– Едят. – досадливо согласился Михаил. Ему уже начинал надоедать этот разговор, а въедливый дед вызывал раздражение. – Только мы в городе для вас машины делаем, а вы городу даете мясо и молоко. Вразумел, дед?

– Вразу-умел, – протянул Савелий. Его глаза смотрели на Михаила с сожалением, как на тяжело больного. – Так ты и не ведаешь как скошенный клеверок пахнет? Не пивал ядреного кваску в самую жару? И с зарей не вставал? Э-эх, паря…

Дед потряс головой, отчего завязки на ушах шапки затрепетали, запрыгали в разные стороны, и враз потеряв к собеседнику всякий интерес, надолго задумался, видимо задремал.

Михаил огляделся. Добротные деревянные дома под железом и шифером образовали ровный ряд деревенской улицы. Было много садов, а в палисадниках цветов. Трава росла густо и зелено, и лишь колея дороги выделялась ровно посередине. Большой магазин чуть выступал вперед из этого ряда, но не портил, а как бы дополнял деревенский пейзаж. Радовала глаз и новая школа на косогоре, выкрашенная в нарядный салатовый цвет с асфальтированными дорожками и клумбами.

– Все хорошо, – вздохнул Михаил, – но скука здесь, видимо, невообразимая. Надо было на юг податься с ребятами. Звали. Так нет же, ностальгия по деревенской жизни замучила. Михаил взялся за чемодан.

– Дед, бывай. Пошел я.

– Иди, милок, иди, – не открывая глаз разрешил старик.

Михаил прошел мимо колодца со стареньким скрипучим журавлем, обогнул лежавшую на дороге козу, и уже не оберегая начищенных ботинок, запылил в конец улицы.

Как и предполагал, дом оказался на замке, но пошарив по памяти в знакомом месте, нашел ключ, отворил двери. От занавешенных окон в доме было полутемно и душно. Он оделся в спортивный костюм и через плетень перелез в огород. Буйно цвела картошка, ровные рядки грядок с морковью и свеклой, луком и горохом остро резанули по сердцу, напомнили о далеком детстве, когда было голодно и морковь считалась наилучшим лакомством. В груди тоскливо заныло.