Валентина Басова - Ключевой воды глоток

Фёдор лишь помотал от удивления головой – до чего же быстро здесь разносятся новости, добро б ещё хорошие, а то…

Отныне эти места и эти люди стали ему родными и надо учиться жить среди них, не обижаясь и понимая их. А с пониманием придёт и уважение, и любовь, и всё у них с Наташей будет хорошо.

Телефонный звонок поднял меня из постели. В трубке громко кричала и плакала Зинаида. Из беспорядочно отрывистых фраз я поняла, что в деревне сгорел дом, и мать в тяжёлом состоянии в больнице. Мне она позвонила первой, в надежде сразу услышать от меня готовое решение. Но от такой новости я растерялась и молчала. Зинаида снова заплакала. Я лихорадочно искала слова утешения, хотя в такой ситуации какие слова могут помочь?

– Зиночка, ты только сильно не убивайся, дом поставить поможем, а вот матери помощь нужна сейчас. Я что смогу, сделаю.

Я положила трубку. Час ночи… Сейчас куда-то звонить нет смысла, ночью такие дела не решаются. Уснуть я уже не смогла, с вечера осталась недописанная передовица в газету, попробовала поработать. но в голову ничего не лезло, пришлось отложить до утра. Так до рассвета и прослонялась по квартире, как неприкаянная. Нужно сегодня упросить редактора немедленно направить меня в командировку в Шумячи. Давно собиралась дать очерк о семейном экипаже комбайнёров Золотарёвых. Откладывала поездку со дня на день, а тут такой случай, заодно и Зинаиде постараюсь помочь, надо на месте посмотреть. что да как. Вот так всегда – в трудную минуту падёт духом человек, замрёт от горя, но достаточно совсем мелочи, чтоб ожила его душа и стала вновь деятельной.

Редактора уговаривать не пришлось, и я с фотокорреспондентом Мишей Волковым и плачущей Зинаидой выехала в Шумячи. Проезжая небольшую, уже потерявшую весеннюю воду речушку, увидели густые заросли отцветающей черёмухи. Потянуло в лес. В который раз с сожалением подумалось о том, как много теряет горожанин вдали от такого неповторимого чуда – чуда природы, её первозданной красоты и мудрости. В городе человек черствеет душой, замыкается в четырёх стенах и, порой, не знает, кто живёт рядом на лестничной клетке. В деревне люди добрее, мудрее и не зависят от превратностей цивилизации. Размышляя, не заметила, как доехали. Запахло гарью. Глазам представилась страшная картина разрушения: от голубого весёленького домика ничего не осталось. Всюду валялась посуда и мебель, битое стекло и мокрая одежда. Яблони, росшие под самыми окнами, обгорели, огород был залит водой и вытоптан. Прекрасные розы и георгины – гордость хозяйки и радость – сломаны и уничтожены огнём.

Отец Зинаиды – Иван Никанорович – сидел за домом на потухшей головёшке. Увидев нас, не заспешил навстречу, как бывало, безучастно продолжал сидеть в той же позе, в какой мы его застали, лишь глазами повёл в сторону пожарища, и в этом движении почувствовалось большое горе старого человека. Зинаида бросилась к отцу, они обнялись и расплакались.

– Доченька, мама сильно обгорела! Умирает!..

Я увела старика к соседям, где мы его умыли и накормили.

На месте прежнего секретаря комсомольской организации колхоза сидел незнакомый парень, назвавшийся Женей. О пожаре он знал и даже помогал тушить, и мы с ним быстро нашли общий язык по организации нескольких субботников в помощь погорельцам. И хотя время было летнее, горячее, каждая пара рук на учёте, но Женя заверил, что помогут. Поздно вечером пришли двое рослых парней, натянули провод и поставили два прожектора.

– Ночами будем работать! – сказал один из них. – Днём все в поле.

В тот же вечер пришли комсомольцы во главе со свои м секретарём, из города по моему звонку приехали и наши с Зиной друзья. И закипела работа. До полуночи растаскивали остатки дома, обгоревшие брёвна сложили в одну кучу, доски в другую – пригодятся. Разобрали печь, расчистили всю площадку от мусора и ненужных вещей. Устали до чёртиков, но работу сделали большую и остались довольны собой. Назавтра мы с Зиной поехали в районную больницу к матери, но к ней нас не пустили, так как она была сильно плоха и без сознания. Поговорив с врачом и записав список необходимых лекарств, мы уехали в город. Через две недели мне в редакцию позвонил Женя и радостно сообщил, что привезли блоки для нового дома, и снова нужна наша помощь. В субботу, освободившись пораньше, я снова поехала в Шумячи. Дом ставили быстро. Иван Никанорович повеселел. Он, правда не верил, что мы до холодов сумеем поставить новый дом, но что будет к зиме иметь крышу над головой, был убеждён. Но больше всего радовало всех улучшение состояния здоровья Агафьи Антоновны. Она пришла в себя, и понемногу раны затягивались, она уже вставала и ходила по палате. А через месяц, ещё в бинтах, пришла из больницы. Увидев стены нового дома, разволновалась и расплакалась. Глядя на неё, разволновались и мы. Я увидела, как посерьёзнели ребята, подтянулись, почувствовали себя ответственными за судьбу стариков, хотя эту ответственность они взяли на себя сами и никто бы их не упрекнул, если б они в какой —то миг отказались помогать, ну, сделали, что смогли, и за это спасибо, но взвалив на свои плечи тяжёлый груз ответственности уже никто не смог бросить дело на середине. Не было уже скептика Анатолия, ставившего под сомнение даже любовь, исчезла куда-то грубоватость Виктора, решительным стал мягкий по натуре Олег.