Григорий Борзенко - Останавливающий время

И доли секунды хватило для Дмитрия, чтобы оценить обстановку и понять, что сын падает за борт. Еще одной доли хватило на то, чтобы, бросив штурвал, кинуться ему на помощь. А третья доля недвусмысленно подсказала ему, что как бы он не старался, его помощь сыну будет однозначно запоздалой. По всем законам природы, физики, земного притяжения и целого вороха иных неоспоримых научных постулатов выходило, что Роман свалится в кипящую водную пучину намного раньше, нежели спасительная рука отца дотянется до него, и в еще большей мере спасительная хватка удержит его на палубе.

Самое время взвыть от обиды и отчаяния. Но мы ведь с вами говорили, что все происходило мгновенно: на испуг и панику у Дмитрия просто не оставалось времени. К тому же, говоря, что в это мгновение все смешалось для Дмитрия, мы не имели в виду красивый литературный словесный оборот. Для него в этот миг действительно все смешалось воедино: и вспышка молнии, и страшный грохот над головой, и какое-то волшебное, похожее на чудный призрак, голубое пламя, стремительно приближающееся к нему от вершины мачты, пробежавшее по самой мачте, перекинувшееся на штурвал и больно, миллиардами острых иголок, вонзившееся в кончики пальцев его левой руки, которая уже фактически почти оторвалась от штурвала. Правая в это время тянулась к сыну, к нему на помощь.

Первой мыслью было: «Все! Это конец! Молния ударила в мачту, а, следовательно, и в меня! Сейчас я свалюсь, пораженный разрядом, и некому будет спасать сына!» Дмитрий почти смирился с мыслью, что он уже мертвец, потому и с удивлением для себя осознавал, что он не провалился в темень и небытие, а продолжает наблюдать, что происходит дальше. Значит, он не погиб! Значит, он продолжает жить, коль находится в здравом уме и соображает, что происходит вокруг!

Правда, ум-то соображал, что он находится на месте, но назвать его «здравым», по мнению Дмитрия, было большим преувеличением. Иначе, чем можно было объяснить то, что произошло дальше.

Дмитрий ощутил, как электрический разряд, пройдя через тело, вырвался из кончиков пальцев правой руки, которая тянулась к сыну, преодолела расстояние, отделяющее его от сына, вонзилась в его правую руку, которой он тянулся к отцу, прошел сквозь его парнишки, извился причудливым зигзагом, преодолевая расстояние между телом и водой, и… И все! Все исчезло. Молния исчезла так же внезапно, как и появилась. А все иное осталось как прежде: все тот же бушующий океан, все та же, круто наклоненная палуба, и… падающий в бездну сын, (или его тело, если молния убила его), к которому отец уже ни при каких обстоятельствах не успеет дотянуться.

Ситуация была настолько критической, а ее неотвратимые последствия настолько трагичными, что Дмитрий спустя очередную долю секунды уже не думал ни о молнии, ни о том, что она могла его убить, ни о чем ином. Главное: сын! Как спасти его?! Как и с помощью чего бросить вызов земному тяготению и предотвратить его падение в воду? Ибо последнее будет означать конец. Конец всего. Отец почти не сомневался, что исполинские волны и пенящаяся пучина тут же поглотят тело сына, ветер стремительно отнесет яхту в сторону от места трагедии и о каких-то последующих запоздалых поисках не может быть и речи. Если он, отец, сейчас, в сию же минуту, в сию секунду, не спасет сына, потом будет уже поздно, еще раз поздно и тысячу раз поздно!

Сказать, что Дмитрий просто тянулся рукой к сыну, значит, ничего не сказать. Оттолкнувшись от палубы и от штурвала, он сейчас находился в стадии прыжка. Однако, повторимся, прыжок не спасал ситуацию. Тело сына удалялось от отца более стремительней, чем тот устремлялся к нему. До рокового момента оставались мгновения…

Понимая, что, возможно, видит сына в последний раз, Дмитрий попытался каким-то невероятным образом, что называется, продлить мгновение. Его рука тянулась к Роману, тот падал в пучину, фактически уже почти перевалившись через канаты, выполняющие обязанности фальшборта, помощь его явно запаздывала, и это было совершенно очевидно, потому-то отцу ничего не оставалось делать, как провожать взглядом сына, своего рода гипнотизировать его, с немым криком в душе: «Остановись, мгновение!»

И оно остановилось!!! Да, да! Это было похоже на фантастику, на что-то несуразное и немыслимое! Все, происходящее вокруг, вмиг стало напоминать неоднократно виденную Дмитрием по телевизору замедленную, или, как ее еще называют, рапидную, съемку. Волны уже не налетали на яхту с огромной силой и скоростью, а, в буквальном смысле слова, застыли на месте, словно какой-то всемогущий маг и волшебник чудодейственным мановением своей волшебной палочки, еще более волшебным образом заставил застыть все вокруг. Правда, и волны продолжали двигаться, и сын продолжал падать в пучину, но происходило это настолько медленно, что мы не зря упомянули выше о замедленной телесъемке.