Ирина Кошман - День, когда цвел делоникс

Я встал и медленно поплелся за дедулей. Если я сделаю что-то не так, взрослые обязательно примут решение за меня. Дед обернулся один раз и, убедившись, что я не отстаю, продолжил свой путь по коридору, ведущему в его «жилище». Я никогда там не был. Старикам запрещено было проводить посетителей в свои комнаты, так как всё подвергалось жесткому контролю: еда, вещи, подарки.

Я обернулся назад, чтобы точно знать: за нами никто не идет. Наверняка в душе меня, мальчишку, всё это забавляло. Теперь же я понимаю, какому риску подверг себя мой дед.

Дед открыл свою комнату с помощью специальной карточки. Он родился еще в то время, когда при рождении на ладонь не ставили специальный штрих-код: универсальное средство для жизни. Такой был у меня, у Ло, у родителей. Ладонь – это ключ, и идентификатор. Но у деда такого не было. И это делало его в моих глазах еще необычнее! Он открыл дверь и сделал движение левой рукой, приглашая меня войти. Я еще раз обернулся, чтобы убедиться, что за мной никого нет: вдруг это движение предназначалось не для меня.

В тот момент, когда я быстро прошмыгнул через дверной проем, мне показалось, что я попадаю в параллельную реальность, откуда не было выхода. Я мысленно попрощался с мамой и папой. Но когда подумал о Ло, в моей груди что-то больно защемило. С ней прощаться я не был готов. Быстро отогнав от себя эти мысли, я уставился на стены комнаты Деда. У меня заболели глаза. Первые минуты я мог видеть только обилие цвета. Голова закружилась, я пошатнулся. Дед легонько коснулся моего плеча и придержал меня. Он засмеялся. Теперь уже намного увереннее. Я поглядел на него с открытым ртом.

– Не нужно только падать в обморок, – сказал он шутливо.

Я быстро заморгал в надежде не ослепнуть.

– Что это такое? – спросил я, указывая на стены.

Они полностью были увешаны картинами. Маленькими, большими, на бумаге и на ткани. Одни выглядели объемными, будто хотели проникнуть в наш мир, вырваться за рамки своего бумажного пространства, другие же были «поскромнее».

– Ты можешь подойти поближе и рассмотреть, – сказал дед. – Не бойся.

Комната была узкой и маленькой и скорее походила на ванную комнату. У одной стены, кажется, справа стояла кровать. У основания с этой же стороны стояла небольшая тумбочка. И на этом всё. Остальное пространство было занято холстами, мольбертами, кисточками и красками. В комнате стоял химический запах, от которого у меня слегка кружилась голова. Хотя мне он казался приятным.

Я заложил руки за спину, как маленький профессор, и подошел к стене. Открывшееся мне показалось самым приятным и невероятным из всего, что я видел до того момента в жизни. А, быть может, и вообще в жизни. Там были деревья и горы, и фрукты, а еще обнаженные женщины. Меня немного смущало видеть такое, но я не мог оторвать своего взгляда. Всё было пронизано жизнью. И я испытал страх, и радость, и ужас, и счастье.

Затем я поднял кисточку и тоже начал рассматривать ее. Словно она была артефактом – символом чего-то великого и мифического. Я провел пальцем по ворсинкам: они были жесткими. Мне казалось, будто прикасаюсь к дикому зверю, который привык только к одному хозяину, а в моих руках ощетинился и сопротивлялся. Я положил кисточку на свое место и сел рядом с дедом не в силах произнести ни слова. Как ему удалось всё это? Где он взял это? Может быть, мой дед и вовсе Дубликат? Не в силах больше сдерживаться я так и спросил:

– Ты ненастоящий?

Дед изумленно посмотрел на меня и рассмеялся. Я встрепенулся и от этого мне стало стыдно и неловко.

– Черта с два! Я лучше умру, чем превращу себя в это компьютерное чудовище!

Эти слова в тот момент испугали меня не на шутку. Я еще немного знал о смерти, но уже точно знал многое о жизни. Например, о том, что никто не может быть счастлив без своего Дубликата.

– Всё это фальшивка, Ной!

Он нечасто произносил мое имя. Я сглотнул слюну. Неужели я расстроил его настолько, что он даже не побоялся произнести мое имя? Я опустил голову, но взгляд мой так и возвращался к краскам. Кисточкам. И картинам. Мне так хотелось унести все это с собой! Глупый, я так завидовал деду в тот момент.

– Мама не разрешает мне рисовать, – пробормотал я, давая понять, что не могу согласиться с его «фальшивкой». Хотя его слова обретали в моем мозгу, или, если вам будет угодно, в душе, очертания истины.

– Я слышал… – ответил он.

Я удивленно поглядел на него. В моих глазах застыл вопрос: «Но откуда?».

– Твой папа рассказал мне. Он хотел узнать, не приложил ли я к этому руку.