Ирина Кошман - День, когда цвел делоникс

Я заперся у себя в комнате и просидел там, поджав под себя коленки, долгое время. В комнату беззаботно вошла Ло. Она села рядом со мной, сперва делая вид, что ничего странного не замечает. Потом она подняла руку и дотронулась до моих волос. От этого прикосновения я дернулся, но не сменил положения. Она легонько погладила меня по голове, как старого пса, который изрядно надоел, но все же оставался привычно любимым. От этого жеста мое сердце немного оттаяло. Я одернул ее руку и, изобразив вымученную улыбку, произнес:

– Ну, хватит!

Вообще-то я был не против, чтобы она продолжила, но гордость мужчины не позволяла мне признаться в этом.

– Папа говорит, что наши Дубликаты будут самыми лучшими, – беззаботно произнесла Ло, будто это что-то могло изменить.

– Ты что, подслушивала? – удивился я, растирая глаза до красноты.

– Нет, – совершенно логично ответила маленькая женщина. Я ухмыльнулся и бросил быстрый взгляд на нее. Сестра выглядела на удивление озабоченной. Думаю, ей просто не хотелось, чтобы я грустил. Дети очень тонко чувствуют такие вещи. Почти как животные. С возрастом мы теряем эту удивительную способность. Мы отстраняемся от чувств других людей. А тот, кто эту способность сохраняет, обречен страдать.

– Это не твое дело!

Я знал, что ей не понравится такое заявление. Она надула губки, и ее еле заметные брови сошлись, образовав бороздку. Она сложила руки на груди и начала болтать ногами. Я не помню точно, сколько нам тогда было лет. Наверное, ей было пять, а мне семь. Но я всегда знал: несмотря на разницу в возрасте, сестра всегда было сообразительнее меня. И в тот момент мне показалось, что она понимает больше моего.

– Ты еще маленькая, – это всё, что я мог произнести.

– Я не маленькая! – возразила она. – Я хотя бы не плачу.

Это был удар ниже пояса. Уж не знаю, что было больнее: видеть клочки своего произведения на полу или слышать такой упрек от самого близкого человека.

– Ну, ты и дура!

Я слегка толкнул ее локтем в плечо, а она ответила тем же, явно не намереваясь рассчитывать свою силу. Поборовшись подушками несколько минут, мы устали и громко рассмеялись. Но для меня этот смех был чем-то вроде сладкой вишенки на рыбном пироге. Обида никуда не делась. Хотя и она растворилась со временем. Такое быстро забывается. Но боль остается навсегда.

Через несколько дней, когда мы завтракали за столом перед учебой, я спросил у мамы, почему мой Дубликат не может быть врачом за меня. А я мог бы стать художником. Я снова увидел оцепенение, охватившее мать. Отец же не перестал жевать, пристально наблюдая за происходившим.

Я заметил, как мама постаралась взять себя в руки и не срываться.

– Эта работа невозможна для Лика. Программа не может с этим справиться. Ты это поймешь, когда вырастешь. А человек не может достичь такого уровня художественного мастерства, как программа.

Я пожал плечами и отложил ложку. Я все равно ничего не понимал. Мама протянула руку через весь стол и положила свою ладонь на мою. Она была холодной и слегка влажной, так что мне показалось, будто это была не рука, а рептилия.

– Ты никак не можешь взять в толк, что твой Дубликат – это и есть ты. Ты сам будешь заказывать для него программный код. А для этого тебе придется работать.

– Ты должен быть рад тому, что твоя профессия уже предопределена, – вмешался отец. – Раньше людям приходилось самим решать, кем им быть. И это удавалось далеко не всем.

Мне сложно было представить, что помимо мира, к которому я так привык, существовал где-то еще какой-то мир. Существовало прошлое или параллельная Вселенная, где не было Дубликатов и великого кванта!

– Не знаю… – только и мог произнести я.

– Что? – спросил отец.

– Не знаю, может, это и не было так плохо. Откуда ты знаешь?

Отец нахмурился. В конце концов, никому не нравится, когда на его авторитет посягают. Отец никогда не был излишне строг с нами, скорее, это была прерогатива матери. Но последнее слово всегда оставалось за ним.

– Я знаю, – четко произнося каждый слог, выпалил отец. Он отрезал что-то, что было у него на тарелке, и произнес: – Я знаю это, потому что у моего отца не было Дубликата. И у твоей бабушки тоже не было. Это было новейшим устройством. Революционным. И стоило очень дорого. Им приходилось постоянно искать работу. И знаешь, как много было таких людей.

На этих словах он поднял вверх вилку, как бы доказывая, что цифра была ох как велика. Но меня не сильно убедило. Но я больше не говорил, хотя в голове у меня крутилось много вопросов.