Антон Фрадкин - Борец за искусство

Выясняется, что клуб срочно арендован нефтяной компанией и предоставлен в полное и безраздельное пользование маленькой группе зарубежных гостей. Те, конечно, в полном недоумении, но в силу своего естества начинают приплясывать – африканская кровь не может не воспламениться от зажигательных ритмов хип-хопа. Затем энтузиазм, разумеется, спадает. Опять слышится уже знакомое: «What the fuck?» Студенты явно волнуются.

– Почему мы одни? Нам непонятно! Сообщим в Москву! – угрожает от имени коллектива грязноголовый переговорщик Миша. Назревает международный скандал. Что совершенно не в интересах принимающей стороны.

– Что делать будем, Костя? – нервно спрашивает Орлов, у которого начинает дергаться левый глаз.

Мозг Константина лихорадочно ищет выход. Терять работу ему совершенно не хочется. И решение неожиданно приходит: в приказном порядке на сцену направляются все присутствующие клерки и офисные дамы, числом не менее полутора десятков, а Орлов приглашает на dance floor сотрудников службы охраны и примкнувших к ним омоновцев с дубинками. Танцы кое-как возобновляются. И постепенно настроение выравнивается и продолжает расти. Восторг охватывает принимающую сторону. Глядя на скачущих темнокожих, сибиряки входят в раж. Приплясывает Орлов, вовсю дрыгают ногами офисные люди. Рядом скачет безумный Миша. Охранники заламывают кренделя, не отрывая глаз от африканских девиц, исполняющих невиданный в этих широтах страстный танец попами – знаменитый twerking, или booty dance.

А на расслабившегося Константина горой надвигается чувственная Мандиша. Она берет его в охапку и тащит на улицу. Валит на скамейку и, хлюпая, целует в губы, придавив менеджера своим трепещущим, горячим, необъятным телом.

«WHAT THE FUCK… Ведь задание руководства выполнено…» – успевает подумать пиарщик и окончательно тонет в объятиях африканской соблазнительницы.

* * *

Утро следующего дня. Довольные и усталые студенты прощаются в аэропорту с гостеприимными сибиряками. Охранники обнимаются с губастыми девицами, стараясь напоследок их еще раз как следует облапать. Успокоившийся Орлов обменивается телефонными номерами с немытым Мишей. Все улыбаются. Лишь потрясенному, бледному Константину явно не до улыбок. За одну ночь ему вдруг открылось, как велик и разнообразен мир, сколько тайн и наслаждений он таит. Мучительно захотелось отправиться в дальнее и долгое путешествие. Смотреть, общаться, учиться и любить. Но сказать, к сожалению, намного проще чем сделать… И наша камера начинает медленно удаляться (делать zoom out), пока Константин с грустью смотрит на уплывающую от него навсегда невероятную женщину Мандишу, столь непохожую на шотландку. Последнее, что мы улавливаем, это аромат нездешнего пота, смешанного с африканскими эссенциями, среди которых выделяется дурманящий запах дерева иланг-иланг.

Притча о чрезмерном увлечении странными восточными учениями и модной эзотерикой.

На далеком и сказочном острове Наксос, чьи берега омывает печальная и тихая волна Эгейского моря, жил когда-то рыбак по имени Константинос. Было ему около сорока лет, роста он был среднего, а телосложения крепкого. Каждый день на своем баркасе выходил он с товарищами в море и возвращался в порт с уловом перки, кефали и морского леща. Это обеспечивало ему скромную, но безбедную жизнь. Много ли надо одинокому рыбаку?

Был у него домик на берегу и даже своя маленькая песчаная бухта, которую он именовал пляжем. Вечерами сидел рыбак в беседке у моря, пил понемногу александрийское мускатное вино и наигрывал любимые мелодии на лютне, прекрасной греческой лютне, которую называют бузуки. Мелодий было немного, и Константинос, повторяя их, постепенно впадал в меланхолию. Так избавлялся он от невеселых мыслей об одиночестве и однообразии рыбацкой жизни. Солнце спускалось за горизонт, с моря приходил ласковый теплый ветер, листья оливковых деревьев принимались шепотом напевать колыбельную. Тогда Константинос нехотя поднимался и шел в дом. Надо было рано ложиться спать.

Этому монотонному ходу жизни суждено было неожиданно измениться. Как-то раз на рыбном базаре он вдруг увидел незнакомую девушку лет двадцати. Она была стройна и изящна, как горная лань, высокая, с круглой крепкой грудью. Густые смоляные волосы ниспадали до поясницы. В омуте черных глаз потонул бы и самый спокойный из мужчин, каковых среди греков не так много. Она темпераментно торговалась с продавцами. Хватала рыбу за жабры, трясла ею, воздевала к небу глаза и громким низким, но очень чистым голосом вопрошала: «Это почему же двенадцать драхм? Ведь еще на прошлой неделе десять было!» Продавцы, конечно, были готовы ей уступить, но им не хотелось расставаться с юной горячей красавицей, чья жестикуляция была столь грациозна.