Рита Гринстуотер - Ученик Афериста - Змеиное Гнездо

В отличие от старшего брата, который съехал год назад, я понимал, что разбросанные по комнате вещи маму не просто раздражают и доводят до дергающегося глаза, но еще так и манят, чтоб поскорее навести в комнате стерильную чистоту, после которой невозможно отыскать ни единой нужной вещи.

И даже несмотря на то, что самым криминальным, что можно было отыскать в моей комнате, была мятая пачка сигарет, забытая как-то Спенсером, перспектива того, что Кларисса Смоллетт заглянет в комнату, пока я в школе, начнет рыться в личных вещах и перекладывать их, меня пугала. А потому я давно взял себе за правило поддерживать в комнате порядок, пусть не такой идеальный, как хотелось бы маме, но достаточный для того, чтоб не лезть с уборкой и устраивать строгую ревизию личных вещей.

– Как дела в школе, дорогой? – Как-то не очень было слышать будничную фразу, произнесенную деланно-добродушным тоном, прекрасно видя, что мама внутри дрожит от ярости.

– Нормально, – коротко ответил я и набил рот едой, чтоб это избавило меня от возможности поддерживать диалог.

В последние пару лет конфликты родителей не сказать, что стали своеобразной нормой дома номер восемнадцать по Беркс-роуд, но участились заметно. Особенно учитывая факт того, что семья инспектора Смоллетта считалась примером счастливой семьи крохотного городка: муж на страже порядка, жена-домохозяйка, трое детей – спортсмен, юная балерина, ну и я тоже (как третий друг, который уныло шагает позади, потому что тротуар слишком узкий). Только собаки для полного счастья не хватало.

Самое интересное и абсурдное, я заметил, началось все с того же исчезновения Ника Моро. Отец приходил домой под утро, усталый и раздраженный, мама утром утешала младшую сестру, заверяя, что сын вернется, а вечером вклинивалась в ряды сплетниц (клянусь, эти женщины однажды сидели у нас в гостиной, пили чай с пирогом и смачно обсуждали, когда полиция обнаружит тело). Отца сплетни бесили, особенно когда это мешало расследованию, но куда больше его бесил тот факт, что мама, фактически, является их режиссером.

В какой момент что-то пошло не так, я не уловил. Три года прошло с тех пор, а отношения родителей держатся на очень формальных пожеланиях доброго утра и редкими разговорами ни о чем.

Мои мысли прервал звонкий хруст – Джеки отгрызла кусок от стебля сельдерея и с видимым усилием принялась жевать. Когда на кухню вошел отец, на лице которого, в отличие от маминого, и следа от недавней ссоры не осталось, настолько непринужденным был его вид, я подвинулся на угловом диване, освобождая ему место.

– Да поешь ты уже нормально, – произнес Генри Смоллетт, сев рядом и оглядев то ли чуть насмешливым, то ли критическим взглядом то, как Джеки ковыряет ложкой в киноа и жует сельдерей.

– С удовольствием, – одними губами шепнула Джеки.

Я усмехнулся, но маму фраза дочери не повеселила.

– Джеки, у тебя строгая безглютеновая диета, пожалуйста, не косись на хлеб.

– А то в пуанты не влезешь.

Безобидный подкол отца заставил маму резко ударить полотенцем по столу и едва не сбросить на пол корзинку с хлебом. Я, быстро подняв тарелку (как бы мама по и по ней полотенцем не прошлась), так и вжался в спинку углового дивана. Джеки, цокнув языком, встала из-за стола.

– Ты выставляешь меня деспотом в лице детей, – произнесла мама, не глядя на отца.

– Ты сама себя выставляешь.

Чувствуя, как взгляды родителей тут же сошлись на мне, я понял, что мешаю им в очередной раз обменяться претензиями. Неловко глядя в тарелку, я быстро доел, до неприличия быстро и, пробормотав что-то про домашнее задание, поспешил покинуть кухню, вслед за Джеки.

Как же я иногда был рад тому, что не в отличие от старшего брата и младшей сестры не стал тем канатом, который родители перетягивали друг на друга, словно соревнуясь, чья стратегия воспитания лучше. Папа таскал Джеймса по всем футбольным матчам и гордился тем, что растит спортсмена, мама же записала Джеки на балет и началась с тех пор для сестры черная полоса в жизни. Я же, не обладая ни выдающимися способностями спортсмена (все, что знаю о футболе – мяч круглый, ворота квадратные), ни грацией танцора, ни какими-либо другими ярко-выраженными талантами, избежал сверхнужной родительской заботы, и мое личное время было предоставлено мне и моим увлечениям, чему Джеки неимоверно завидовала.

И не только Джеки. Спенсер, который едва справлялся с количеством своих репетиторов, тоже изнывал, чаще вслух и громко, нежели про себя. Да и вообще нытье друг другу по поводу и без – главный постулат, на котором держалась наша дружба.