Светлана Фунтусова - Границы дозволенного. История в письмах

К тебе, к той, что могла меня убить, но не стала этого делать, пожалуй, можно проникнуться любовью. Жутковатой, но тоже своего рода любовью. И поэтому сейчас из любви к тебе (а также в целях дальнейшей безопасности) не буду больше тянуть и немедленно отвечаю на твое последнее письмо… Мне хочется ответить буквально на каждую твою строчку. Кстати, на все мои письма отвечать необязательно. Я знаю, у тебя и так не очень-то много времени. Не надо. Лучше поспи лишние два-три часа ночью.

P.S. Что? Издать книгу, составленную из наших писем? Ну, уж нет! ТВОИ письма я никому не отдам! И делиться с ними ни с кем не буду, потому что они – мои. Точнее, наши.

12.01.1993

Как ты думаешь, чем вызвано написание этого письма:

– Отличной (на мой взгляд) идеей пригласить тебя в отпуск на Гавайи в августе?

– Желанием навсегда попрощаться с тобой?

– Или элементарной попыткой напроситься к тебе в долгожданные гости на 7 октября, День Конституции?

Попробуй угадать на счет три. Раз. Два. Три! Ну что, какая у тебя версия?… Вот и нет, не угадала! Ну, какая же ты недогадливая, ведь все очень и очень просто: во-первых, мне захотелось сказать тебе что-нибудь приятное; во-вторых, захотелось немножко поднять твое настроение после тяжелого рабочего дня; и наконец, в-третьих, поздравить тебя с праздником. С каким? С еще одной нашей датой. Она маленькая, но уже довольно-таки округленькая. Сегодня исполняется ровно 12 недель с тех пор, как я получил твое первое письмо!

20.01.1993

…Все-таки не понимаю, как тебе удается совмещать так много дел и увлечений. Ведь у тебя такая тяжелая работа. Наверное, ты очень устаешь, да? Хотя, что тут непонятного? Просто ты – устремленная. И даже не верится, что ты до сих пор со мной…

Знаешь, еще пять лет назад я был очень счастлив. Даже не верится сейчас. Какое-то неизъяснимое чувство, сходное с тем, что испытывал, будучи подростком, когда уплываешь в море ранним летним утром далеко-далеко от берега, ложишься на тихую, спокойную водную гладь, раскинув в стороны руки, и переполняешься какой-то беспредельной любовью. Мне всегда нравилось смотреть, как гаснет последняя звезда, как из-за холмов медленно и с достоинством поднимается огромный, распухший от страсти, ярко-красный диск солнца.

Определенно, пять лет назад, я знал, что такое настоящее счастье. Это когда есть любимая работа, на которой задерживаешься допоздна, не подозревая при этом о существовании такого понятия как «время»; это когда одновременно учишься там, где всегда мечтал; это когда в друзьях ходит половина города; это, в конце концов, когда есть рядом человек, которому, не опасаясь быть обруганным, можно позвонить часа в три ночи только лишь для того, чтобы сказать: «Люблю!». Но верно говорят, что счастье долго не длится… Наверное, это глупо, но даже сейчас хочется плакать, вспоминая то время.

…Первый день после потери – он самый страшный. Его труднее всего пережить. Впрочем, второй день, он ничуть не легче. Да, и третий такой же. Память беспощадна. Она не выбирает дней… И время совсем не лечит, оно просто проходит… Извини, наверное, не стоило всего этого писать, чтобы не будоражить опять твои нервы.

P.S. Если бы ты только знала, как мне хочется иметь дочку, ведь она почти была у меня. Но я не смог оправдать надежд Мироздания, и потерял и ее, и ее потенциальную мать. Если бы она осталась жить, сейчас мне был бы не нужен никто. Кроме тебя.

24.01.1993

Привет, Подружка!

Как у тебя с настроением? Хорошее? Хочешь, я испорчу его тебе? Так захотелось сейчас поговорить с тобой, а твоих писем по-прежнему нет. Потерялись, наверное, где-то… Я жду.

27.01.1993

«Оголенные чувства – это плохо или хорошо?» – Ох, и хитрая же ты девчонка! Задаешь мне этот вопрос после моего: «Будь, пожалуйста, осторожнее!». Признайся, хорошо или плохо это для тебя, ты и сама прекрасно знаешь. Но ведь тебе интереснее знать, нравится ли это мне. Нравится ли мне то, что у тебя именно такие, а не какие иные чувства? Ну, хорошо, Хитрюга, расскажу тебе и об этом. Но в конце письма, ладно?