Светлана Фунтусова - Границы дозволенного. История в письмах

31.10.1992

Кусочек моего счастья, привет!

Памятуя о том, что невозможно передать на письме все интонации живого человека, сразу скажу: не обижайся, пожалуйста, на эти слова. Ведь я вовсе не хочу тебя обидеть своим слишком уж распоясавшимся языком. Наоборот! Если бы мне удалось заставить тебя улыбнуться, я был бы только рад этому. Тем более, что эти твои слова о кусочке счастья мне очень и очень нравятся.

Я много думал здесь. Без тебя. И понял, что очень хочу абсолютно все знать о тебе! Я хочу начать заново изучать тебя… Знаешь, как слепые изучают кончиками пальцев новые лица, исследуя их по миллиметрам. Так и я хочу исследовать тебя по письмам. Не думай, что сие есть новая забава от скуки, но я не знаю многое про тебя. Мы всегда занимались только мной. Прости!

13.11.1992

Тринадцатое число, пятница… Говорят, их сочетание приносит одни лишь несчастья. Не знаю, не знаю. Во всяком случае сегодня я получил твое письмо. Единственное, что меня огорчает так то, что не могу ответить на него в том объеме, в котором хотелось бы. Но не спеши ругать меня – завтра, я обещаю, все свое самое лучшее время я посвящу написанию письма для тебя.

Пока же хочу поблагодарить за твое откровенное письмо и хочу попросить не отвечать на это, а то мне будет ужасно стыдно: ты пишешь по-настоящему полные и интересные письма, а я лишь отписываюсь в последнее время. Я напишу и отправлю свое будущее письмо в среду, а позвоню тебе в следующую пятницу, 20 ноября, хорошо?

И еще. Я хотел сказать, что ты без сомнения потрясающая личность с разнообразнейшими талантами. Чувствую, что когда-нибудь на стене твоего дома будет висеть мемориальная доска…. Я постараюсь, чтобы каждое мое письмо было маленькой осторожной радостью для тебя.

P.S. Не курю, не пью… Ну, и так далее с «не»… Ты знаешь. Верь мне.

16.11.1992

Ну, какой же я глупец! Ведь ты ясно сказала, что работаешь по нечетным числам. К сожалению, до меня это слишком поздно дошло: предыдущее письмо я уже отправил. Досадно. Но все же я попробую позвонить и в пятницу, и в субботу. Если безрезультатно, то еще и в следующую среду. Хорошо? А потом буду звонить бесконечно, потому что весь мир отныне должен вертеться вокруг тебя, а не меня. Я обещаю, что переделаю этот мир. Ради тебя.

Кстати, я устроился на работу. Правда, сам еще не понял кем. Отчего-то мой замызганный диплом вдруг оказался очень кому-то нужен. И меня взяли на работу: то ли программистом, то ли оператором ЭВМ. Или как это сейчас еще называется! Впрочем, я сам не запомнил… Ты рада? Не поверишь, но я самый понимающий здесь в этих электронных чудовищах! Так ты можешь представить себе, что это за удивительный город в отдалении… Меня все постоянно спрашивают, почему я променял Москву на город, стоящий на отшибе России. Но я молчу. Как обещал тебе… Впрочем, я уже успел прослыть «странным типом» и «чудаком». Из-за того, что не хожу в «курилку», не остаюсь «сообразить» после работы и вовремя нее, не смеюсь над их плоскими шутками, которые на самом деле не смешны… Знаешь, я сам себе кажусь странным, потому что не делаю всего того, где раньше был первым. Начать жизнь заново – это так странно, дорогая…

Кстати, можешь запомнить сегодняшнюю дату – 16 ноября, потому что именно сегодня я обещаю реально начать свою новую жизнь. Вот видишь, уже начинаю изменяться, как мы и хотели, но если ты вслед за мной не станешь этого делать: берегись! Я выйду на тропу войны, и тогда моя месть будет ужасной: вместо того, чтобы писать тебе каждую неделю, я буду отправлять свои письма всего лишь раз в… восемь дней! И то, при условии твоего хорошего поведения.

29.11.1992

Привет, Хулиганка!

Удивлена? Хочешь знать, почему я так тебя называю? Потому что ты… Хотя нет, я передумал: пожалуй, в знак своей рассерженности и свирепости я до конца письма подержу тебя в «счастливом» неведении относительно твоего нового имени.

Знаешь, я еще помню, как просыпался по утрам в нашей квартире и первым делом в глаза бросался портрет Михаила Горбачева напротив кровати, а под ним был огромный лозунг: «С добрым утром!». А потом случилась наша мировая скорбь, и мне в голову пришла идея снять эту чепуху и повесить туда что-нибудь новенькое типа: «Все меня покинули, и скоро я умру!». Но я не сделал этого. Знаешь, почему? Потому что ты была рядом.

Еще я всегда буду помнить день, когда ты родилась. В этот же день родилась мама. Самые дорогие мои женщины. Мне повезло меньше: в мой день резвятся все Соединенные Штаты Америки. Как там у Мефистофеля: «Веселится и ликует мой народ!». Хотя, что из этого? Впрочем, если бы они, бедняжки, принимая в 1776 году свою Декларацию Независимости, знали, кто родится спустя всего лишь 195 лет, уверен, веселились бы еще больше. Ибо я – тот самый, кто подрывает устои социалистического общества и, стало быть, работает на «недружелюбный» Запад.