Дима Босяченко: Две повести о страхе и любви

Леонид задумался.

– Ну, дом-то один только, из которого реально что-то увидеть можно, остальные под неудобным углом и далековато уже. И смотри – дом и вправду очень удачно стоит, так удачно, что из него всё хорошо видно, но и в нём самом всё отлично просматривается. Вон блин не то, что холодильники видны, а с хорошим зрением можно и магниты на них расслеповать.

– И что?

– А то, что наш Кинжальщик не только машины проверил, но и за окнами следил. Скорее всего из-за тех гаражей, – Леонид показал рукой на три одиноко и нелепо стоящих гаража у полянки перед домом.

– Я вот, что думаю, Рома, – продолжил Леонид, – Кинжальщик никуда не спешит, он мог выжидать идеального момента неделями, а может и месяцами. Он крайне методичен и терпелив.

– Ты хочешь сказать, он приходил сюда каждое утро, проверял тачки, двор, чтоб никого не было и ждал, когда пойдёт мальчик и в тоже время, чтобы вокруг не было ни души и даже чтоб в окошках никто не мельтешил?

– Именно.

– Ну, это ж вечность можно ждать, чтоб всё совпало!

Они направились обратно к телу. Зевак всё прибавлялось.

– В том-то и дело, что чувак натренирован. Ему нужно-то всего десять секунд совпадения обстоятельств. Каждый раз – всего один удар, точно в сердце, почти в одно и то же место в грудине. Ни одной промашки. Он профи. Не знаю, сколько у него ушло на тренировку. Полагаю, дети даже не успевают подумать, что происходит – он просто идёт навстречу как бы им, потом достает кинжал и как бы походя делает укол. После быстро оттаскивает тело в сторону и идёт дальше. Всё.

– Да, звучит просто, но на деле. Это ж годы тренировок.

– Рома, он вообще-то десять лет уже тренируется… у нас под носом.

– Одно убийство в год – периодичность так себе.

– Ладно, давай ещё раз проверим всех фехтовальщиков, саблистов, кто там ещё у нас обращается с подобным холодным оружием?

– Лёня, проверяли сто раз уже!

– Может, новые клубы появились, кружки, сообщества в социальных сетях? Ты прав, он должен где-то тренироваться, чтобы всего лишь раз в год его рука работала, как автомат! Без постоянной практики есть большой риск, что с одного удара убить не получится, а у него всегда получалось. Все десять раз.

– Уже одиннадцать.

Леонид, не моргая заглянул в пустоту.

– Уже одиннадцать…

Вздрогнули от женского вопля. Мать.

К телу её не пустили. Да она и недолго сражалась за это. Оперлась о плечо одного из полицейских, схватилась за живот и начала всем телом шумно дышать. Её била дрожь, проступила испарина.

– Скорую! – крикнул кто-то из сотрудников.

Леонид с Ромой подошли к ней вплотную. Леонид тоже взял её под руку. Так опиралась на него сегодня жена. И дышала также и была болезненно переломлена, скрючена.

– Я… – Леонид хотел сказать дежурное «соболезную», но остановился. Пустое, бесполезное слово, – Я не знаю, что сказать. Но я знаю, что хочу поймать и наказать эту мразь, как можно скорее, потому…

– Лёня, не сейчас, – Рома схватил Лёню за плечо, но тот рывком сбросил руку.

– Расскажите, может в последние дни вы замечали что-то странное? В поведении ребёнка, например? Может, он рассказывал о каком-то новом знакомом, стал задерживаться после школы или ещё что?

– Лёня, прекрати! – прорычал шёпотом сквозь зубы Рома.

– Нет, нет, нет, ничего, – мать мальчика закрыла глаза и присела на корточки.

– Может, какие-то звонки странные?

– Нет.

– Может, что-то случилось, не связанное с ребёнком?

– Твою мать, Лёня! – Рома отошёл в сторону и закурил.

– Не знаю, не помню…

– Простите меня, но чем быстрее мы узнаем что-то новое, тем скорее сможем что-то предпринять, сможем действовать по горячим следам.

Женщина замолчала и тихо заплакала в ладони.

– Да мне теперь всё равно, – заговорила она сквозь плач, – Какая разница? Разве мой Сашенька встанет от этого и обнимет меня, а? Скажет мне – мамочка, я люблю тебя? Вы даже не представляете, какой он нежный был мальчик…

– Лёня, я тебя шокером ёбну, клянусь, если ты сейчас же не оставишь её в покое! – рявкнул Рома, выдыхая табачный дым в лицо Лёне, и в его правой руке реально был электрошокер.

К женщине подошли врачи скорой. Леонид отступил.

– Ты что, блять, творишь?

– Что я творю? Да, она права – её сын уже не поднимется, никогда не скажет ни слова, как и десять детей до него, но других ещё можно спасти! Сколько ещё эта сука будет ходить по улицам? Поэтому я не хочу больше терять ни секунды! Я хочу, как можно скорее хотя бы выйти на его след. Мы и так просрали десять лет! Чем мы вообще занимались всё это время, а?