Игорь Яковлев - Первоклашка

«Вот никогда я себя не считал замкнутым человеком. Вроде, общительный, доброжелательный. Ну, бывает, вспыхиваю иногда, даже кулаком по столу могу… но это, вроде как, мужику так „положено“… А ведь друзей-то и нет у меня. Все, с кем общаюсь – так, коллеги, да знакомые: на шашлыки съездить, ну ещё в Новый Год и в День Рождения позвонить, поболтать… А вот когда на душе по- гано – и поделиться-то не с кем… Витёк, с которым у нас на работе столы рядом стояли; жили, что называется, локоть к локтю… клялся в верной дружбе, говорил, что для друзей не бывает времени и пространства: „звони“, мол, „хоть самой тёмной ночью!“ А как должность получил в соседнем отделе – так куда та дружба девалась? Не то что „ночью звони“, а здоровается-то так, будто стесняется, что со мной знаком. С Мишкой, правда, пооткровенничаем иногда друг другу „в жилетку“… так это тоже, скорее не дружба, а так, „пьяные мужские сопли“… Да что далеко ходить, с братьями и сёстрами который год никак собраться не можем, чтоб пообщаться, чего уж про друзей говорить! Вот и получается: жил ты Захарушка, жил, как тебя родители, да школы всякие научили: никому, вроде, зла не делал, законы не нарушал, старался не „выпячиваться“, „как все“ жить… А теперь вот спрашивается: зачем? Ради чего? Чего достиг-то ты? Чему сам, да дети-внуки твои в этой жизни порадоваться смогут? Ни человека любимого рядом, ни друзей, ни занятия по душе… и смысл так жить, „по привычке“? Не по сердцу это всё, ведь чувствую, будто не своей жизнью живу! А чем так жить – лучше вон в петлю башкой, или спиться к чёртовой матери, лишь бы не продлять каждый день жизнь эту чужеродную… Господи, ты ведь там, говорят, всех нас любишь. Почему ж именно на меня любви-то твоей не хватило? За какие грехи ты мне это всё подарил?!»

Захар отпил из кружки и глубоко вздохнул. Честно го- воря, ему хотелось громко завыть.

«Что, Захар, маешься? Плохо тебе?»

Захар даже вздрогнул от неожиданности. Ему показалось, что, несмотря на его молчаливую сосредоточенность, кто-то прокрался в мир его грёз и подслушал самые сокровенные мысли! Звук собственного имени, произнесённый чьим-то негромким, даже мягким голосом, мгновенно вернул его «на Землю». Произошло это так стремительно, что Захар даже немного растерялся: «Да сейчас уже, вроде, полегче немного…»

Он действительно немного захмелел, и только сейчас понял, что сидевший напротив мужчина с нетронутой кружкой пива давно уже внимательно его рассматривает.

«А ты откуда меня знаешь?» – Захар постепенно стал осознавать всё происходящее.

«Да ты, вроде, тут не впервой, тебя многие знают», – мужчина улыбнулся.

«А-а, ну да», – согласился Захар, – «а тебя я здесь раньше не видел, хотя лицо твоё мне знакомо. Ты у нас в НИИ работаешь? Тебя как зовут-то?» «Да я неподалёку от тебя работаю, вижу тебя постоянно. А звать меня…», – незнакомец на секунду задумался, – «зови меня Мефодий, так вернее всего будет».

«Каак?!» – Захар почти поперхнулся от смеха, – «ты что, серьёзно? Мефодий?» Он не мог сдержать улыбку: «Неужели кого-то ещё так называют? Слушай, а как же тебя в детстве родители звали? «Фодик», что ли?» – Захар развеселился, – « можно, я тебя буду звать «Фодя»?»

«Зови, если тебе так удобно», – собеседник, улыбаясь, снисходительно смотрел на Захара, как любящий отец на расшалившееся дитя. Захар допил из своей кружки, и его речь постепенно приобретала пьяную развязность. Кружка его нового знакомца так и оставалась нетронутой.

«Слушай, Фодя, а почему это ты у нас ничего не пьёшь? Пиво, небось, уже совсем остыло?» – Захар хохотнул, – «а может, водочки давай возьмём по пятнадцать капель „за знакомство“? Я угощаю!»

Собеседник сделал останавливающий жест рукой:

«Спасибо, Захар, мне ничего этого не нужно. Я и пиво-то взял так, для виду, чтоб не очень здесь выделяться».

«Простите, так какого ж… рожна Вы сюда припёрлись, господин Мефодий? Трезвенник в пивной – что во рту зуб гнилой: вроде свой, а мешает. О, рифма пошла!» – довольный своим экспромтом, Захар поднял вверх указательный палец. Мужчина же, напротив, стал абсолютно серьёзен.

«А пришёл я сюда, Захар, потому что с некоторых пор ты пошёл по ложному пути. И заходишь на этом пути довольно далеко. И теперь душа твоя страдает и просит помощи. Я знаю это, как никто другой. Пока что у тебя есть все шансы изменить свою жизнь, свою судьбу. Если сейчас ты услышишь меня и прислушаешься к моим словам – я подскажу тебе, как начать это делать. Дальше ты пойдёшь самостоятельно по предназначенному тебе пути, и у тебя всё получится так, как ты захочешь. Задумайся, Захар! Прислушайся к тому, к чему взывает твоя душа. И как только будешь готов к переменам – дай мне знать». Мефодий произнёс эти слова мягким, но уверенным голосом, глядя в глаза Захару. Вид его при этом был абсолютно спокойным. Это не было похоже ни на бред сумасшедшего, ни на воровскую вкрадчивость афериста. Напротив, от этого человека исходила какая-то непонятная Захару тёплая энергия, располагающая собеседника с первых слов и заставляющая верить в истинность всего им сказанного. Однако, подвыпивший Захар не нашёл в голове слов, способных выразить подобные ощущения, и потому отреагировал самым привычным способом: так, как он всегда отвечал на чьи-либо попытки «внедриться» в его личное пространство.