Светлана Никонова - Вариации на тему бессмертия

Он задернул шторы. Сквозь серебро их бархата день мерцал задумчивей и бледнее. Но здесь было лучше, определенно лучше. Внизу, невидимая сквозь густую ткань, за широким стеклом уставленной томами витрины маячила фигурка девушки, временами нет-нет да бросающей робкий взгляд на окна соседнего дома.

Здесь было лучше. Настолько лучше, что он пригласил ее составить ему компанию в театр на другой стороне реки. Она застеснялась, но пошла с радостью. Пьеса была любопытна, а публика – благосклонна. Выйдя из театра, они зашли в маленький ресторанчик. Анни желала пить вино, он заказал себе лимонад.

– Вы не пьете? – весело осведомилась она.

– Нет… Нет.

– А отчего же?

– Не знаю… Кажется, вредно?

– Вредно? – она рассмеялась.

Он смотрел на нее в удивлении. Это было смешно: вредно – здесь…

– Пожалуй, вы правы, – и он заказал вина тоже.

Чтобы прогуляться, возвращаясь, они сделали еще небольшой крюк и вернулись к реке по каким-то окраинным местам. Здесь улица переливалась в деревянный мост, а низкорослые домики спускались вместе с кустарником к самой воде. Последний вечерний свет еще окрашивал мягко темнеющее небо. Сбоку пузатый автомобиль зыркнул подозрительной фарой и исчез за поворотом. Все стихло. Они остановились посередине моста. Анни облокотилась об облупившиеся перила и подняла голову.

– Хорошо!.. – сказала она, глядя в небо.

Внизу река несла зеленоватые разводы, из глубины ее бледными тенями вздымались длинные водоросли.

– Река похожа на утопленницу. Видите, она пускает к небу зеленые пузыри, – К. указал вниз.

Анни обернулась, склонила головку и смотрела с веселою укоризной.

– Она очень узкая… Вам не кажется, Анни? – пояснил он.

– Нет, нет, так уютнее. Я бы не хотела, чтоб она была шире. Я бы, наверное, испугалась большого пространства…

– А мне кажется, я бы хотел…

«Я могу идти туда и могу идти сюда. Если я заверну за угол – там будет шляпная лавка, а дальше – кафе, справа в витринах стоят бледнолицые манекены с поднятыми руками и в блестящих одеждах. Перед дверью швейцар, кланяясь, пропускает вовнутрь. Это дорогой магазин, но там можно купить новый пиджак – и пойти в кино или в ресторан. Налево – высокий пассаж, за ним вокзал и банк. В банке можно получить деньги, а на вокзале можно сесть на поезд. Если приехать в соседний городок, там будет много деревьев, но тоже можно зайти в кафе и посидеть у реки – она там даже красивее, – погулять по липовой аллее, вернуться и успеть еще на обратный рейс. Сойти с поезда, дойти до своей улицы, поздороваться с соседом, который по-прежнему сидит и курит у парадной, подняться к себе, дождаться, чтоб служанка принесла ужин и поворчать, если она запоздает… Мне это кажется совершенно необъяснимым. Как я все это делаю? Откуда я все это знаю? Почему я уверен, что вокзал слева, а не справа? Почему я уверен, что он вообще есть, и смело иду покупать билет, даже не сомневаясь, что смогу вернуться обратно? Или, если я этому удивляюсь, то как же я все-таки иду? Иногда создается такое впечатление, что мои ноги обладают каким-то своим разумом и делают все, совершенно не советуясь со мной. И мои глаза тоже, потому что они смотрят равнодушно. Я пытался обмануть их: например, сесть в трамвай, переехать через мост, зажмурившись, и выйти уже на той стороне. И что же? Они ведут себя как ни в чем не бывало, как будто твердо и хорошо знают все наперед. Как такое может быть?»

Выслушав эту тираду, художник задумчиво потер пальцем свои короткие усы.

– А почему же ты думаешь, что этот разум – не твой?

– Ну потому что я-то этого всего не знаю… То есть я предполагаю, но я не уверен, а они как будто не сомневаются.

– Может, именно оттого, что не могут подумать?

К. составил ноги носками вместе, посмотрел на них, потом за решетку набережной на серую воду и покачал головой печально.

– Ну хорошо, – согласился художник. – Но разве не надо радоваться, что они приводят тебя именно туда, куда нужно, и там находится именно то, чего ты ожидаешь? Если это чудо – то, по крайней мере, очень удачное. Что тебя печалит?

– Меня это беспокоит, Петри, меня это очень беспокоит, – сказал К., посмотрев вдоль реки.

Ветер разбрасывал по его лбу темные пряди волос.

– Петри, – тревожно добавил он вдруг. – Тебе не кажется, что у этого моста было раньше три, а не четыре пролета?

Художник посмотрел в сторону приземистого строения, по которому отчаянно громыхал перекатывающийся через приподнятый горб трамвай.