Евгений Стаховский - Бог почти есть

Краем мысли я уже представлял себя на Бали, когда моя подруга Нина сказала, что Бали никуда не денется, а мне надо ехать к Гунуну. Она сказала, что её время через четыре дня и она готова мне его уступить.

– Я не знаю как он к этому отнесётся, – мы зашли выпить по чашке чаю в наше любимое кафе на углу. Там подавали лучший в моей жизни черничный пирог, и Нина была с этим согласна.

– Я вообще не знаю, можно так делать или нет, но мы попробуем, – продолжала она. – Я напишу тебе записку. И ты возьмёшь с собой этот черничный пирог.

– А если он меня не примет? – спросил я, понимая, что это может звучать как угодно, но точно не тянет на попытку возразить.

– Тогда полетишь на Бали, а я придумаю для себя что-нибудь ещё. Сейчас я уверенна только в одном – я не смогу провести эти три дня в спокойствии, зная, что ты несчастлив.

– Но я не несчастлив.

– Это не имеет значения. Ты должен поехать, и всё. – Она заметила перемену в моём взгляде. – И не принимай это как жертву.

Тогда я не знал, что эти три дня станут для меня одним из самых больших обретений в жизни. И одним из самых больших утешений. Хотя я не чувствовал необходимости в утешении – мне всего лишь нужен был хороший отдых.

В условленный день Нина помогла мне собрать небольшую сумку, убедив что чемодан, разумеется, не потребуется. А рюкзак – слишком простит.

– Ты можешь отгородиться от цивилизации, но это не значит, что нужно превращаться в туриста, – иронизировала она. – Ещё кепку нацепи.

После этого она уложила свежеподаренные тёплые носки, добавила шарф, и вытащила из сумки книгу.

– Что это?

– Это на случай, если мне будет скучно.

– Ерунда. Тебе не будет скучно. Потому что если тебе станет скучно, значит нужно немедленно отправляться домой. Или в любое другое место.

Я был вынужден согласиться.

Гунун принял меня легко. Он прочитал записку, приветливо посмотрел мне в глаза, и сказал что если и есть кто на земле, кто рад встрече со мной больше, чем он – то это Луми. Собака тут же протянула лапу и расплылась в улыбке. Я присел на корточки, и подумал, что если взгляд Гунуна работает лучше любого аэропортового сканера, то лапа Луми способна измерить температуру, давление, пульс – и поставить диагноз. Тут же начав его исправлять.

Нина была права. Я не мог объяснить почему, но это именно то, что мне было нужно. Один человек, и одна собака.

И теперь от Гунуна, не признающего ни мобильных, ни электронной почты пришло письмо. Даже в этот раз он не изменил себе. А может настолько привык к своему образу жизни, что и в тревожный момент не сообразил поступить иначе. Хотя в это верилось с трудом, а точнее – не верилось вообще. Как не верилось и в то, что было написано на листке бумаге, который я вынул из помятого конверта.

Там была только одна фраза: «Я убил свою собаку».

Гунун сразу повёл меня к дому. Луми шла рядом. Обычный разговор – хорошо ли добрался, здорова ли Нина, как погода в Нью-Йорке? Никаких документов. Никаких – почему ты здесь.

Я спросил:

– Ты знаком с Ниной? – в этом откровенном «ты» не было ни грамма неуважения. Оно пришло само и казалось единственно приемлемой формой. Вообще, от первой же встречи наших взглядов веяло чем-то знакомым. Общим детством, деловой встречей, случайным соседством в опере.

– Конечно, знаком, – ответил Гунун и потрепал собаку за ухом. – Она писала мне письмо, теперь прислала записку, прислала тебя. Мы пересеклись уже три раза: словами, почерком, запахом. Порой это говорит больше, чем личная встреча. Тебе самому хорошо известно.

В этих словах, мне показалось, было слишком много личного. Настолько, что я заподозрил подвох и подумал что, может, отношения Нины и Гунуна не так невинны? Может она отправила меня сюда с другой, совершенно конкретной целью? Может когда-то у них был роман и может он продолжается?

Как бы то ни было, я решил, что это не то, что меня должно беспокоить. И я расспрошу Нину обо всём, когда вернусь. А в эти дни я пообещал себе не беспокоиться вовсе.

– Я понимаю как это звучит, – сказал Гунун, и протянул руку. – Давай, я возьму сумку. Ты проделал свои полпути.

Я повиновался и отдал ему свой чёрный Diesel, не испытывая ни малейшей неловкости. В любой другой ситуации я бы ни за что не позволил нести мою сумку в общем совершенно незнакомому человеку.

– Я понимаю как это звучит, – повторил он. – Но мы с Ниной не любовники. Мы действительно никогда не встречались.

Моим первым, почти бессознательным порывом было сказать ему, что оправдываться не нужно, что я его ни в чём не подозреваю, но тут же решил, что именно эти слова выдадут мои подозрения. Которые удивительным образом тут же улетучились.