Андрей Лосев - Победители. Рассказы о войне и мире

«Да что это я!»

Валентина Михайловна резко открыла глаза. Неподалеку, на дорожке стадиона, девочка делала дыхательные упражнения; поднимая руки – вдох, опуская руки – выдох. Вдох, выдох. Вдох, выдох.

«Так и надо: вдох, выдох… вдох, выдох…» – подумала Валентина Михайловна. Пот выступил у нее на лбу. Она почувствовала, как от щек, от пальцев рук отхлынула кровь, и лицу, и рукам стало холодно.

«Вдох, выдох… Вдох, выдох…»

Ноги ослабли. Ей хотелось сесть, но она удержала себя, вцепившись еще сильнее в железные прутья изгороди.

«Вдох, выдох… Вдох, выдох…»

Наконец ей удалось вдохнуть полной грудью. Раз. Другой. Третий… Слабость постепенно прошла. Валентина Михайловна разжала пальцы, подняла сумку и, опираясь об изгородь, сделала несколько шагов. Почувствовав уверенность, пошла, чуть придерживаясь одной рукой за железные прутья.

«Ничего, дойду… Вон уже и общежитие…»

Подойдя к нему, Валентина Михайловна остановилась передохнуть и замерла от удивления. Почти из каждого окна общежития смотрели на улицу куклы. Каких только не было! И тряпичные, и пластмассовые, и из какой-то пористой резины.

«Что же это за мода?!.. Куклы-то зачем?.. Чудно.. Как в детском садике…»

Было что-то в этом неприятное для Валентины Михайловны. Представилось, что стоят в окнах маленькие дети, бьют своими слабенькими ручонками в стекла и плачут.

«Они же разобьют стекла и порежутся!»

Из раскрытой форточки одного из окон первого этажа донесся девичий смех и крики:

– Светка! Светка! Ну, дай поспать!.. Чокнутая!.. Сейчас огрею подушкой по голове!..

Стараясь не глядеть на окна, Валентина Михайловна прошла мимо общежития.

И лишь миновав рощу, она избавилась от неприятного ощущения, которое вызвали в ней куклы. Настойчиво повторялся в ушах только девичий смех, крики и имя – Света. Валентина Михайловна долго повторяла это имя… – «У Шурика была девушка, которую звали Светой…»

– Не Светой, а Светланкой, – поправила себя Валентина Михайловна.

Была Светланка веселая, неугомонная, говорливая! Валентина Михайловна, перебирая недавно вещи Шурика, нашла в учебнике по астрономии письмо от Светланки, написанное за год до войны.

«Шурка! Салют! Я в Москве! Была уже в Третьяковке, на Ленинских горах и на Красной площади! Красотища! Народу кругом! Так и бурлит все, так и бурлит! Машин – целый миллион! Страшно через дорогу переходить, спасибо, милиционеры останавливают этот бешеный поток и пропускают нас, бедненьких пешеходов.

Первый экзамен сдала на «отлично». Живу в общежитии, в небольшой комнатке. Со мной еще две девчонки. Ох и умницы! Не головы, а собрания сочинений в ста томах! Завтра устный по литературе. Уже трясусь! Опять всю ночь как на горохе ворочаться! Главное, не забыть дату рождения Крылова. Тысяча семьсот… ну вот и забыла! Фу, какая я дурочка! Ладно, допишу письмо, тогда посмотрю в конспекте.

Приеду после экзаменов, сходим на Волгу, искупаемся. А то я здесь перекалилась от жары. Ладно?

Таньку не видишь? Смотри! Я ей ушки надеру за тебя! И тебе тоже!

Готовь оркестр для встречи! Я тебе купила книжки по твоей любимой астрономии и математике. Привет с кисточкой! Светланка».

Приходила Светланка к Валентине Михайловне и в войну, и после войны. Ждала Шурика до сорок девятого года. А там вышла замуж, уехала куда-то на Урал, писала оттуда еще лет пять, и все, вот уже какой год от нее никаких вестей.

«Жена найдет себе другого, а мать сыночка никогда!..» Правильно все. Живому жить хочется. Вот так, сынок. Только мать никогда тебя не забудет, потому что родился ты от меня, ты – моя плоть».

От рощи Валентина Михайловна свернула направо и по дороге, круто спускавшейся вниз, сошла к церкви. За оградой, окружавшей церковь, густо поднималась трава. Мрачно чернели стволами могучие вековые липы. Ослепительно сияли в солнечных лучах золоченые купола. Маленькой девочкой испытывала она в этой церкви страх. Особенно, когда звонили колокола. Казалось, что сейчас начнется пожар или еще какое-нибудь бедствие. Когда подросла, страх сменился любопытством. Потом – безразличием. И лишь после того, как она осталась одна с Шуриком, – отец погиб в гражданскую, мать умерла от тифа, мужа в 37 году судили как врага народа, и он пропал бесследно где-то в лагерях Колымы, – отношение к церкви у Валентины Михайловны вновь изменилось. Она стала частенько приходить сюда, чтобы помолиться. Трудно сказать, да она бы и сама себе не ответила: верит ли в Бога или нет? – но это было единственное для Валентины Михайловны место, где она могла пожаловаться на свое одиночество, на так сложившуюся жизнь.