Натали Якобсон - Ангел рассвета – 1. Люцифер – сын зари

– Раньше ты не говорил таких глупостей? – его ложь было так легко распознать, и Николь рассердилась. Зачем он врет, чтобы ее успокоить. – Все люди одинаковы и болезни их преследуют одни и те же. Ты имеешь в виду не некоторых людей, а только меня.

– Да, – невозмутимо кивнул он, не испытывая ни малейшего стыда за то, что попался. – В этом случае только тебя.

– Ты думаешь, что это неизлечимо?

Он промолчал, и Николь снова откинулась на подушки.

– Наверное, мне стоит обучиться на врача, чтобы лечить от неизлечимых недугов других.

Дерзкое предложение, но Нед только кивнул.

– Ты это сможешь, – заявил он с такой спокойной уверенностью, что было ясно, он уверен, что ее таланты настолько неограниченны, что в любой сфере и какой угодно науке они могут стать чудодейственными.

– Я смогу все? – вызывающе пошутила она.

– Все, что захочешь, – он не шутил. Он был, правда, в этом уверен, и Николь стало как-то не по себе. Она бы даже поежилась, если бы у нее хватило сил на испуг, но их не было, недавний припадок отнял все, что мог.

– Ты не дашь мне что-нибудь выпить? – попросила Николь. Вдруг он снова захочет поднести к ее губам странный кубок со своим искристым зельем, но он давал ей его только, когда она была на грани обморока, а не в здравом уме. Сейчас он послушно отправился к столику, звякнул графином и принес ей хрустальный бокал с «мартини».

Николь никогда не любила спиртное, но иногда ей нравилось делать глоток обжигающей горло, противной жидкости и ощущать, как та, будто ядом разливается по телу. Мерзко и в то же время странно приятно. С таким удовольствием садомазахисты пытают себя. Темно-багряная жидкость на дне бокала переливалась всеми гранями черного рубина и, казалось, что внутри нее искрятся и дергаются частицы крови тех самых извивающихся на кольях существ. Кровь ангелов? Кровь демонов? Не все ли равно. Николь хотелось верить, что в этом напитке точно так же вопят и бунтуют капельки проклятой, ядовитой крови отверженных ангелов, поэтому, несмотря на отвращение, она иногда делала большой глоток какого-либо коньяка, чтобы от горького жжения, разлившегося по небу, снова возникло ощущение того, будто она единое целое с этими ужасающими созданиями. Их кровь в ее крови, их отчаяние и муки в ее теле и сердце. Какой неожиданный эффект может давать алкоголь, если затронет больной рассудок! Знал бы Нед, что поощряет ее безумие, но он не считал ее больной. И она сама знала, что психика не имеет ко всему этому не малейшего отношения. Николь не сошла с ума, она уже родилась с обрывками чьих-то чужих воспоминаний в своем мозгу.

– Хочешь шартрез или ликер? Есть красное вино…

Николь покачала головой. У Неда все находилось под рукой, неизвестно каким образом, и он все готов был предложить ей, но она не хотела, ни целый винный погреб, ни все золото мира. Ей нужно было просто знать то, о чем она не могла спросить, и это сводило с ума.

– Я не люблю пить, ты же знаешь. Только иногда… – когда голоса демонов в бокале становятся чересчур пронзительными, когда их муки невозможно больше терпеть.

– А я не пью вообще, не пью вина, во всяком случае, – он даже не подумал, что ему придется объяснять, зачем он держит тогда разные сорта. Николь улыбнулась.

– Не надо намекать, что ты вампир. Я не хочу, чтобы кто-то из моих друзей притворялся графом Дракулой. Это уже не ново.

– Я и не стал бы.

– Тебе бы и не пошло, – ни в книге, ни в фильмах у него не могло быть такого невинного лица, оно больше подошло бы для готических романов, в которых вампиры по красоте подобны ангелам. Нед был лучше. Может, он не хочет пить спиртного, чтобы не ощущать вопли этих обреченных существ. В отличие от него, Николь не могла удержаться от соблазна, ее тянуло разделить их боль и забыть обо всем, что есть в мире, кроме них.

– Твои книги, – задумчиво прошептала она, быть может, в них есть какое-то разумное объяснение тому, что с ней творится. Она подумала, конечно же, не о книгах по медицине. Там она уже много раз искала ответ, но так его и не нашла. Есть такие проблемы, в которых медицинская наука бессильна. На ее памяти врачи так часто опускали руки, даже в тех случаях, когда еще можно было помочь. Очевидно, они просто даже в университетах изучали медицину не так прилежно, как она. Для них это было просто учебой, для нее смыслом жизни, поэтому во всех болезнях и их лечении, она разбиралась лучше любых докторов. Ей даже несколько раз удалось спасти тех, кого, по словам врачей, уже было нельзя спасти. А однажды она приложила руки к чьей-то незаживающей ране и…