Артур Марьясов - Садгора

Долговязый, со впалыми щёками и кривыми ногами замкомвзвода старший сержант Родион, до этого прослуживший почти два года в конном «Мосфильмовском» полку, осмотрев вставших в строй курсантов, ещё раз пришёл к убеждению, что красота – она в единообразии, когда все одеты одинаково, похожи друг на друга и никто не выделяется. А нарушение формы одежды есть ничто иное, как нарушение красоты, такого он, принимавший участие в съёмках массовки батальных сцен и на этом основании считавший себя разбирающимся в кинематографии, допустить не может и видит в этом смысл своего бытия. Кроме того, он знаток народных танцев, где мужчины всё делают в такт и одинаково, в чём и заключается хореография. Так хотел думать старший сержант, а когда посчитались, доложил капитану шокая, гэкая и окая: «Усе на месте, за исключением одного з курсантов, его шинель висит у гордеробе, шо значит шо он не у самоволке, дозвольте предположить, шо зодержался у туалете по большому, отправляет естественные надобности так сказать». Родион был горд собой, что так высокохудожественно описал нужду.

«Понятно. Ну, это дело, я вам буду с-сказать, с-сурьёзное, надо ведь не только ок-культуриваться, – замполит в голубых лётных петлицах и с жёлтой нашивкой, напоминающей о контузии вследствие ранения, заикался и был человеком, умудрённым собственным опытом. – Б-будем обождать, в-вольно, п-перекур». Капитан зябко повёл плечами и вошёл во внутрь музея. У него были интимные планы на день, и в эти планы длительное ожидание отсутствующего курсанта не входило.

Ни безусый замполит, ни чисто выбритые замкомвзвода и командир отделения не знали, что совсем не естественная, а какая-то другая, неестественная что ли надобность задержала и не в туалете, а в музейном зале одного курсанта маленького роста с маленьким носом и погонами, на которых не было так вожделенных многими командирских лычек. Так случилось, что пробегая вместе со всеми своими погонными товарищами через многочисленные залы, курсант этот собачьим ухом услышал, как экскурсовод группе гражданских посетителей рассказывает об изображённом в полный рост на картине неком гусаре, который после удара чуть ли не пушечным ядром в голову остался в строю. Поражённый крепостью костей черепа и духа этого былинного героя Феликс остановился и не поверил рассказу. Ему нравилась военная история, но он в военном училище из лекций по бронетанковой технике и артиллерийскому вооружению точно знал, что ядро крепче головы, поэтому хотел поделиться полученными знаниями с экскурсоводом.

В это время до его слуха донеслось: «На этой копии полотна кисти Кипренского изображён участник наполеоновских войн Евграф Давыдов. Долгое время считалось, что на портрете изображён дальний его родственник легендарный Денис Давыдов, но это не так. Евграф командовал лейб-гвардии Гусарским полком, Лубенским гусарским полком, отличился в битве при Аустерлице, о которой писал Лев Толстой. Был тяжело ранен картечью в левую руку, затем осколком гранаты в правую ногу и контужен ядром в голову, потом ядром ему оторвало кисть правой руки и левую ногу по колено. Но он продолжал состоять на службе в кавалерии».

Феликс через очки смотрел на изображённого молодца с боевыми усами, в белых рейтузах, в красной обшитой мехом куртке со стоячим воротником, опёршегося на саблю, украшенную чернью и золотом, на лежащий поодаль кивер с султаном и не верил своим глазам и ушам. Это изображение, как и портрет Пушкина, было в школьном учебнике литературы, да и Лев Николаевич в прочитанной им единственным из всего класса от корки до корки трёхтомной «Войне и мире» не мог этого всего придумать, такими вещами не шутят.

Экскурсовод продолжала увлекательное путешествие в славное прошлое, что-то говорила она, о чём-то уже домысливал остановившийся как вкопанный от услышанного курсант: «А на этом полотне неизвестного мастера изображён гусар Ахтырского гусарского полка, ведущего свою историю ещё с середины семнадцатого века и принимавшего участие в Северной войне, многочисленных русско-турецких войнах в конце восемнадцатого и начале девятнадцатого века, в битвах за Измаил, Очаков. Во время своих заграничных походов ахтырцы проходили через Карпаты и были частыми гостями Садгоры, по её булыжным мостовым вступали они в город на великолепных лошадях. На сапогах блестели шпоры, на поясе были сабли в ножнах, уста в усах. Женщины бросали им цветы и чепчики. Только гусары-ахтырцы, единственные из всех в русской армии, в знак особой удали и лихости щеголяли серьгой в левом ухе. Серёжка была в виде креста в месяце и называлась Святославова в честь князя, освободившего Русь от хазаров. Сын его, Владимир, был крестителем Руси. Обратите внимание, такая серёжка имеется у нас в экспозиции в соседнем зале. Именно в рядах этого полка в период наполеоновских войн в боевых действиях особенно отличился уже названный Денис Давыдов, талантливый поэт, воспевший гусарскую удаль. Интересный факт: после взятия Парижа мундиры ахтырцев изрядно обносились, тогда они вновь были пошиты из ряс монахинь из монастыря ордена Капуцинов в местечке Аррас, поэтому мундиры коричневого цвета, и именно по этой причине, а не по той, что вы подумали, служивший в полку поручик Ржевский, известный вам из анекдотов, всегда после третьего тоста поднимал бокал с шампанским за французских женщин».