Артур Марьясов - Садгора

Странные они люди – эти японцы, всё у них как-то сложно и не так, как у простых советских людей: слышащих глухих и зрячих слепых, одними из которых были их дети – курсанты военного училища.

Курсанты первого курса военного училища без особого удовольствия, но особенно вслух не возмущаясь, ходили по залам областного музея изобразительных искусств, расположенного в белокаменной крепости на берегу реки. Древние стены кремля и многочисленных церквей на его территории были побелены снаружи, выглядели красиво, строго и торжественно. Чтобы не смущать молодые умы этой красотой, внутренности храмов тоже замазали известью. Командование в соответствии с учебным планом, утверждённым в одном из управлений Генштаба, проводило обязательное учебно-воспитательное мероприятие по политической подготовке. Были курсанты людьми дисциплинированными, но в разных искусствах не сильно искушёнными. Будущие офицеры в конце восьмидесятых годов двадцатого века считали, что церкви, картины маслом и театры есть пережитки прошлых столетий, восемнадцатого и девятнадцатого. Теперь как им – комсомольцам известно из обязательных для изучения трудов и речей пролетарского вождя, что главное – это кино, на второе место они бы по вкусовым предпочтениям поставили вино, а дальше – кому женщины, кому спорт. Желания что ни на есть здоровые для здоровых молодых парней, хоть в погонах они, хоть без оных. Рафинированных ценителей живописи из них советская родина готовить не собиралась, поэтому сопровождавший их замполит майор Трюкин с пониманием относился к тому, что курсанты привычным темпом, сто двадцать шагов в минуту, прошли насквозь через все залы, в которых поверх забелённых вечных ликов висели в рамах герои своего времени.

Пожилая гардеробщица, похожая на вышедшую на пенсию проводницу пассажирского поезда сообщением Череповец–Москва, сбилась с ног, выдавая одинаковые серые шинели мальчишкам, собранным из всех городов и весей разношерстной и многонациональной страны, одетым теперь в одинаковую зелёную форму с красными погонами и жёлтыми просветами. «Нет, мне вон ту, с сержантскими нашивками». – «А мне вот эту шинель с лычками младшего сержанта. Да, как Вы не разбираетесь, а ещё в музее работаете. Младший сержант – это не как та, предыдущая шинель с тремя полосками, и не как эта с одной широкой – это шинель замкомвзвода старшего сержанта, а мне нужна моя – с двумя полосками. Ага, вот она, спасибо, мать». Широкоплечий, коренастый со здоровенными ручищами командир отделения дал команду: «Отделение, ко мне». Константин посчитал своих. «Где этот мелкий очкастый раздолбай Феликс? Прямо детский сад какой-то. Наберут детей в армию, он-то в училище поступил не из школы, а отслужив до этого почти год в десантуре. Ладно, подождём немного и пока покурим на улице возле входа в музей, а потом надо побыстрее возвращаться в казарму».

Курсанты сегодня встали раньше, чем обычно. Был банный день и их строем, когда ещё было темно, отвели сначала в городскую баню, где дали сорок минут на всё. По-быстрому помывшись, сдав каптёрщику грязное и получив чистое бельё, курсанты водрузили на мокрые ещё головы шапки-ушанки и стали торопиться на завтрак. После него командование обещало, что как сходите в музей – будет вам бонус, пойдёте тогда в увольнение. Из этого курсантская смекалка сделала вывод: чем быстрее освоим музей, тем быстрее пойдём в увольнение. Бог с ним, с этим обедом в курсантской столовке, где мокрой тряпкой воняет тушёная капуста и жесткая кенгурятина, поставленная из Австралии ещё по ленд-лизу, пойдём лучше голодными в кино, в гости к студенткам педучилища. Они заждались, уж замуж невтерпёж (пишем три слова без мягкого знака на твёрдом конце как отрицание общей общественной теории частной интимной практикой), наречия всегда хотели стать наречёнными, может и вина нальют, да у девчонок завсегда и перекусить найдётся.

На улице стояла великолепная солнечная зимняя погода. От предвкушения променада дым сигарет из почти пятидесяти ртов окутал парадный вход так, что страдающая астмой гардеробщица не поленилась выйти на порог. «И чего это вы окаянные дымите, как паровозы до двадцатого партсъезда. Управы на вас нет. Тут же приличные люди ходят. Товарищ командир, – обратилась она к сопровождающему офицеру, – сделайте одолжение, урезоньте подчинённых, да и для здоровья это вредно». Майор затушил свою сигарету болгарской марки «Ту-134», на пачке которой был изображён взлетающий самолёт, наступив на неё подошвой хромого сапога, и дал команду строиться.