– А я вот успел в старом году свою последнюю обиду ликви-диро-вать. – он немного помучался с последним словом, но дальше пошло вполне внятно, – Это им за так гнусно замыленную годовую премию моего передового филиала. У нас главный шеф, кобелина московская, сподобился намедни мелкий сабантуйчик на нашей точке замутить. Немного перебрал и такой спич выдал, что сам слезу пустил. От переполняющих лично его «карпаративнейших чуйств» . Жена его, та ещё совладелица подколодная, барственно этак подсела к «народу», да от умиления самое весёлое клювом прощёлкала. Я у неё телефон тихонечко позаимствовал. Всю слюнявую сценку заснял, а фото со стишатами на центральный сайт компании закинул. Потом следы подчистил и телефон назад ей в сумочку всунул. Всё чин-чинарём. Пусть повеселятся после возвращения со своих тропических островов. Да и стишата получились неплохие. Мои. Почти. Главное, что жизненные : «Новогодняя снежинка зацепилась за бокал. Дед Мороз Снегурку лапал, я при жёнушке страдал».
Моня гордо всех оглядел и, не дождавшись аплодисментов, лихо опрокинул рюмку. Подцепил симпатичный маринованный грибочек, обнюхал и торжественно отправил в рот.
– А теперь, красавицы, смена блюд, а потом полный брудершафт и начинаем выбор героев на игрища игривые! Только пусть сначала наш задумчивый философ ещё штрафную оприходует, а то слишком нудный. – Моня злорадно ухмыльнулся и, слегка постукивая горлышком бутылки о край, стал медленно наполнять мой весьма вместительный стаканчик, пока женская тройка, скрипя стульями, засуетилась, перемещаясь на кухню.
– Будешь знать, как портить праздник, – зашипел он мне тихо, – То ломался: « Ах, я не такая, я жду трамвая », а потом начал: «Давай в бар заскочим, боевой градус повысим, веселее будет» . И что сейчас, повышатель? Затаился, что твой кукушка-снайпер под ёлкой, вместо того чтобы со мной в первых рядах истекать пламенной страстью. Выбирай цель, а не прикидывайся ветошью. Я уже весь исстрадался один париться. Не железный Феликс. И вообще, нечего рожу кривить, когда я свои байки травлю. Мы тут все в Питере либо самого Путина вблизи видели, либо с Гоблином в одном дворе с детства росли. Про Боярского вообще молчу – сам потом еле курить бросил и в людей разными железками тыкать. Такая вот у нас неразрывная родоплеменная связь народа.
– Племенные, говоришь… вот и продолжай бравое дело. Ты и без гармошки начудишь…
Возразил я вяло, но тут же обречённо вздохнул, частично признавая свою вину, и с натугой одолел стаканчик. Сдержал подозрительные спазмы упорно сопротивляющегося желудка и крепко ухватился за обгрызенный кем-то ломоть чёрного хлеба. Сначала старательно занюхал, а потом стал медленно пережёвывать маленький кусочек, пахнущий отчего-то рыбой. Ни облегчения, ни ожидаемого поднятия настроения никак не наблюдалось. Зато опять стала неотвратимо наползать дремотная хмарь.
Последнее, что я расслышал от Мони, лишь несвязные обрывки из уплывающих в непонятную даль звуков:
– … мне неудобно материться… такой жизнью только мух привлекать… вон чухонцы – после первой никогда не женятся… переполнен мечтами и фантазиями… в кровати всё должно быть весело и шумно…
Дальше пошли только смутные вспышки-воспоминания о безуспешных попытках всунуть мне что-то в руку и моё слабое сопротивление, какие-то противные мокрые чмокания и подозрительные тормошения. Затем… может я сам перебрался, а может меня, чтобы не мешал, усадили на этот диван, но зато окончательно отстали. В середине ночи я ненадолго очнулся от шума новых гостей, ввалившихся с шумом и гамом. Благодарно выпил подсунутый стакан, думая, что это вода. На этом празднование окончательно и бесповоротно закончилось. Подвёл трезвый образ жизни.
Надеюсь, это не я бешенным лунатиком уделал туалет. В ответном слове.
Всё. Осталось только определиться, что там с Моней и быстро делать ноги. С ним или без него. По сложившейся оперативной обстановке. А если я его здесь брошу, то он мне ещё долго будет напоминать студенческую латынь: Veni, vidi, vici – пришёл, упился, обломил.
Или плюнуть и убедить совесть старой волшебной мантрой «дахусим» 8 8 Эта история произошла во время гонки лыжников на 30 км на Олимпиаде 1972 года в Саппоро (Япония). Когда на дистанцию отправилась уже добрая половина гонщиков, вдруг повалил густой и липкий снег. Советский лыжник Вячеслав Веденин за минуту до своего старта решил перемазать лыжи сообразно изменившимся погодным условиям. Один из местных журналистов, владеющий русским, обратился к нему: «Думаете, поможет – очень сильный снег пошёл»? Что ему ответил Веденин до сих пор не ясно, но в Японии на следующий день многие газеты вышли с заголовком: «Сказав волшебное слово «Дахусим», русский лыжник выиграл Олимпиаду»!
?
Читать дальше