Данияр Куантканов - Однажды на том берегу…

Какое же это было прекрасное место!

Город запомнился потрясающе уютным. Дома в несколько этажей могли, не мешая, соседствовать со старинными домиками с резными ставнями, небольшим палисадником с астрами и хризантемами и колонкой с холодной водой возле дома. Зелени было столько, что не видать ни самих домов, ни их номеров, ни названий улиц. Деревья огромные вековые. По улицам, в основном, стояли тополя пирамидальной формы и, если вокруг здания высажено много хвойных деревьев, значит это не простое здание, а важное учреждение. По его окружности всегда густой лес из особой красавицы – голубой ели. Высокая, пушистая с уникальным неповторимым цветом, когда зелень иголок незаметно переходит в голубой и создает волшебную палитру. На фоне суровых хвойных трогательно и нежно смотрелись розы. Много роз… Белые, розовые, красные, со сладким волнующим ароматом, особенно перед летней грозой. А еще по некоторым улицам и проспектам ровным строем рос боярышник. Один раз в году он покрывался красными гроздьями ягод, и все знали, что пришла осень.

Вокруг так тихо, чисто и спокойно.

Чудо-город располагался у подножия гор, зеленых и пологих. А чем дальше – тем выше, и лишь самые высокие из них обрамлялись шапками из снега и льда. Жарким летом эти шапки таяли, и поначалу, стекали шумными реками, а потом мирно и весело бежали по городским арыкам, на пару градусов освежая воздух вокруг. Арыки были везде, а вода в них прозрачная, холодная. Можно было часами слушать это журчание, забыв обо всем на свете.

Улицы города были прямыми как стрела и располагались строго крест-накрест.

«Это чтобы нам легко было найти друг друга» – говорили приезжим местные жители. – Назовешь пересечение улиц и любой может найтись. Не правда ли, удобно?»

Неспешно тренькая, трамвай доезжал до Зеленого базара. Ароматы разных фруктов встречали тебя уже издалека: дымок от мангала, запах шашлыка и экзотических азиатских салатов. Все ароматы смешивались и, первым делом, лишали покоя, затем возбуждали аппетит и неукротимое желание купить все и сразу. А запах свежеиспеченных лепешек хлеба из тандыра! Что на земле могло с ним сравниться…

Была у этого полумиллионника еще одна особенность, отличавшая его от множества других населенных пунктов. Из-за гор, его поверхность была наклонена с юга на север. Ты мог тяжело идти в горы и наслаждаться видом бушующей зелени на склонах. Или легко двигаться на север, но лишался возможности лицезреть очарование, которое оставалось за спиной. А восхищаться теми горами было из-за чего. Там находились райские сады, полные яблок, а в сезон их сбора, осенью, некоторые из них, случайно оброненные, непременно катились до самого северного, противоположного края города, к месту, куда пыхтя, прибывали поезда. Тут их находили люди, встречающие своих родных и друзей. Находили и дарили тем, кого так долго ждали и любили. Или кого не хотели отпускать.

Аромат тех яблок был волшебным, он заставлял людей скучать и обязательно возвращаться…

***

Маленький камешек, брошенный кем-то с улицы, звонко ударился о стекло окошка старого домика. В это время в комнате находилась девушка. Она сидела за столом, учила слова старинного русского романса и поначалу не обратила внимания на стук. После второго попадания, но уже в деревянную раму, девушка открыла окно и увидела Лупика. Из-за огромных, навыкате, глаз все друзья так его называли, хотя настоящее имя парня было Жаксылык. Он стоял за низеньким забором и махал рукой.

– Привет, что тебе? – спросила она.

– Быстро одевайся, как в театр. Поедем в одно место, там нас Ерболат ждет! – всем своим видом Лупик показывал, что надо торопиться.

Девушка посмотрела на часы, было около четырех. «Странно, что-то рановато для театра», – подумала она, но спорить и переспрашивать не стала. Она просидела уже несколько часов за книжками, отвлечься и прогуляться было бы неплохо.

– Ладно, сейчас соберусь, – ответила она парню.

– Давай, давай, Фариза, я жду!

Для похода в театр следовало одеться как-то по-особому. Она сняла с вешалки шкафа темно-зеленое платье из тонкой шерсти, приталенное и расклешенное книзу. Это был ее единственный, оберегаемый, как зеница ока, выходной наряд. На шею Фариза надела бусы из желтого металла, быстро сделала начес и высоко собрала волосы на затылке. Она обычно редко пудрилась, но это же ТЕАТР, поэтому обязательно надо было густо нанести пудру, накрасить губы и подвести глаза. На ходу стряхивая пылинки пудры с платья, она запрыгнула в коричневые кожаные туфли на высоком каблуке, взяла в руки маленькую коричневую сумочку и выскочила было на улицу. Но тотчас же развернулась, влетела в комнату и торопливо надушилась польскими духами «Быть может…»