Марта Кауц - Жара

Потом Регина приходила к Артёму с мисочкой каши в руках и стаканом чая. Она была «добрым полицейским». Но Артём с каждым днем становился все мрачнее. Его ярко-синие глаза болезненно сверкали, на щеках появился лихорадочный румянец.

Так прошла неделя. Регина говорила себе, что для любви нужно чуть больше времени. Она все время плакала и стала слишком рассеянной. Настолько, что однажды спустилась в подвал, пока там еще был Торик.

От ее крика с окрестных деревьев разлетелись птицы, а глуховатая бабушка Аня, сидевшая в кресле-качалке на другом конце дома, уронила свое вязание.

Торик самозабвенно целовался с сидящим на полу Артёмом. Рука Артёма, любви всей её жизни, развратно шарила под футболкой её лучшего друга детства. А где оказалась рука Торика ей и вовсе не хотелось думать.

Регина поняла, что в ее хитроумно выстроенном плане была серьезная прореха. Стокгольмский синдром сработал, но совсем не так, как она ожидала.

Марианна Ли

– Вот ты читаешь Евангелие, Паша?

– Нет.

– Тогда о чем вообще с тобой можно говорить! Дядя Миша, сторож дачного кооператива «Лучик» (а по совместительству и человеческих душ) в сердцах плюнул под колеса своего велосипеда и поднажал на педали.

Паша чуть ускорил шаг.

– Не о чем с тобой говорить! – почти крикнул ему старенький сторож. Опять плюнул – без особых эмоций, чисто для порядка, и еще усерднее закрутил педали. Паша опять чуть ускорил шаг.

– Не о чем!

После третьего ускорения у сторожа появилась заметная отдышка, и на плевок уже не осталось сил.

Паша не отставал. Их немое противостояние продолжалось еще пару минут, после чего сторож понял, что единственный способ смыться – это отстать. И, придержав велосипед, свернул на ближайшем повороте. Не случившийся разговор об Евангелие уехал вместе с ним.

Паша же тем же бодрым шагом дошел до самой базы – маленького желтого дома на самом краю леса – и первым же делом, проигнорировав даже вечернюю зарядку, принялся за Евангелие.

Ему хватило ровно три часа сорок две минуты и двадцать семь секунд, чтобы впредь суметь поддержать любой религиозный разговор. Паша даже составил топ цитат из писания для ежедневного использования.

Он бы прямо сейчас отправился бы искать сторожа Мишу, чтобы доказать, что с ним более чем есть о чем разговаривать, но индикатор сообщил: «Осталось 10%».

И Паше все-таки пришлось поставить себя на подзарядку. Он достал кабель и вставил штекер в гнездо, спрятанное под видом зрачка. Как только контакт с сетью был получен, пришел запрос от материнского корабля. Перед глазами Паши (а точнее – в глазах) появилась рубка, наполненная такими же биоматериальными функционалами как он. Только он был «Модель 1А» – тоже себе повод для гордости, если ты умеешь гордиться.

– Доложить о выполнении задачи, – потребовала материнка. – В первом контакте отказано, – буднично сообщил Паша. – Причина агрессия? – Нет. Получено особое условие. – Сколько времени требуется на выполнение условия? – Условие выполнено. Первый контакт версии 2.0 будет произведен завтра. – Принято. Задача проиндексирована. Опять маякнул индикатор – получил сообщение. – Принято, – отрапортовал Паша и, получив разрешение, ушел в спящий режим. До полного заряда батареи оставалось восемь часов и тридцать одна минута ровно.

* * *

Дядя Миша на завтра исчез. Не определялся он даже тепловизором встроенным в Паши лоб.

– Да в лес с самого утра смылся, – угадав незаданный вопрос ответил мужчина, что сидел на лавке у дома сторожа. – Теперь до самого вечера считай и не будет его. Я Толик, – он похлопал по лавке рядом с собой. Но алгоритмы Паши не смогли расшифровать этот условный жестовый код, и он остался стоять. – Кориш его стало быть.

Толик тоже сплюнул, но к Паше это никакого отношения не имело.

Паша молчал. Толик сидел (на самом деле, действительно сидел. 15 лет, но был освобожден дословно за хорошее поведение, только Паша этого не знал). Молчание затягивалось.

– Ну, ты это, – начал Толик, не зная, за что зацепиться, чтобы завести диалог. И решил начать с беспроигрышного козыря: – Ты за кого голосовать будешь, за Бабарико или за Лукашенко?

– Всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет; и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит, – сходу ответил Паша. – Это еще что? – Евангелие от Матфея. – При чем тут Евангелие?

Хорошо, что это был риторический вопрос, потому что Паша не знал, что ответить.