Марта Кауц - Жара

– Видит Бог, я этого не хотела, но разве можно так мучать бедную старую женщину… – произнесла она вслух и внезапно осеклась.

Старую? Её словно окатило ледяной водой. В какой момент она стала старой?

Женщина посмотрела в зеркало и застыла. Застиранный сарафан, нелепая косынка на голове, торчащие из-под неё седые космы волос, злой, потухший взгляд. Вылитая баба Глаша.

А ведь ей только исполнилось пятьдесят. И она не какая-то Глашка-колхозница, а Аглафена Павловна, бывший работник администрации, коренная горожанка!

Баба Глаша перевела взгляд на коробку с бельём. А ведь такой красоты, если подумать, она никогда не носила. Бельё явно было не из дешёвых; такое порядочные матери-одиночки не носят. А хотелось ведь носить, ой как хотелось… В какой же момент луковицы тюльпанов стали ей нужнее такого белья? И в какой момент горделивая Аглафена превратилась в бабу Глашу? Тогда, когда переехала в деревню, в дом покойной матери, оставив квартиру женатому сыну и внукам? Или же еще раньше, когда эти самые внуки родились?

Нет. Баба Глаша прекрасно знала, когда.

В воздухе, плотном от духоты, оседала музыка ожидания. Ожидания ответа, ожидания денег, ожидания взросления детей, рождения внуков, ожидания жизни.

Баба Глаша отложила телефон, задернула шторы и взяла в руки плётку.

– Доброго дня, я – Николай, оператор «Магазина на диване», – оповестил по громкой связи бодрый жизнерадостный голос примерно через пол часа. – Могу я чем-то помочь?

– Можете, голубчик, – ответил ему кокетливый голос. – Я у вас заказ делала. Просто хотела сказать спасибо. А у вас, кстати, очень приятный голос. Сколько вам лет?

– Сорок пять, – произнес мужчина.

– Ох, какой замечательный возраст, Николай! Вся жизнь впереди…

Шёлк коробки загадочно поблёскивал в лучах солнца. Выкипевший чайник устало шипел, а его хозяйка – статная дама в кружевном белье, – всё говорила и говорила по телефону, то кокетливо поправляя волосы, то проводя тонкими пальцами по кружеву на талии.

* * *

– Мульон, мульон, мульон алых рооз… – орал во все горло почтальон Аркадий, ударяя по струнам гитары. Инструмент явно был расстроен, но виною тому были не съехавшие струны, а бездарность играющего.

– Аркадий Валерьевич, ваше пение – оружие массового поражения, – штора мягко отодвинулась, и в подсвеченном окошке показалась ухоженная блондинка. Возраст был ей явно к лицу; она несла его с достоинством, словно дорогое и самое ценное платье.

Аркадий Валерьевич подался вперёд и вальяжно положил руку на подоконник.

– Баб Глаш, – протянул он, расплываясь в глупой улыбке, – что ж ты всю эту красоту-то прятала и, главное, где… Ой!

Аркадий отскочил, тряся покрасневшую ладонь. Гитара, весело брякнув, стукнулась о землю.

– Аглафена Павловна, – холодно произнесла женщина, покачивая плёткой. – Еще раз услышу «баба Глаша» – отхлестаю перед всей деревней.

– Сумасшедшая! – обиженно протянул Аркадий. – Я же к тебе со всей душой! Вон, вчера цветы принёс…

– Ага, принёс, – женщина нахмурилась. – Мои сортовые тюльпаны. За десять тысяч.

– За сколько? Да ты и правда сумасшедшая!

– Эй ты, ухажер хренов! – раздался из комнаты раздраженный мужской голос. – А ну-ка быстро свалил в сторону горизонта.

Штора решительно отъехала в сторону. Поджарый, гладко выбритый мужчина воинственно смотрел прямо на Аркадия.

Почтальон молча развернулся.

– Шлюха! – злобно бросил он, сплёвывая сквозь зубы на газон. В тот же момент ему прилетел тапок прямо в затылок.

– Метко, – отметила Аглафена Павловна. – Я впечатлена.

– Вчера тракторист круги наворачивал под окнами, сегодня почтальон. Фень, ты всю округу покорила? – вздохнул мужчина, упираясь подбородком в оголенное плечо женщины.

– Не преувеличивай, Николай, только половину, – хмыкнула Аглафена Павловна.

– Что ж, придётся построить вокруг дома баррикады.

– Парник сначала построй, герой.

Женщина игриво занесла плётку, но была мягко схвачена и утянута за шторы, вглубь комнаты.

Старая косынка висела на заборе, забытая, выцветшая и более не нужная.

Ксения Кондрашова

– Ты должен мне помочь! – Регина в отчаянии заломила руки. – Торик, ну пожалуйста-а-а!

Торес, сосед и по совместительству лучший друг Регины, смотрел на девушку грустными и выпуклыми глазами. Ноздри его большого горбатого носа трепетали, раздуваясь.

– Выпустите меня отсюда! – под ногами Регины раздался голос третьего участника сцены. – Я не пойду в полицию, я сразу же забуду ваши лица и уйду на все четыре стороны. Только освободите, умоляю!