Конец этого длинного и огнедышащего монолога был ознаменован двумя примечательными событиями, во-первых, Эрвина охватил мучительный стыд за свое нытье, и, во-вторых, они дошли до дома Латиниста.
Квартира была пуста, как объяснил Латинист, его новая любовница работает в скорой помощи и должна явиться только утром, после ночного дежурства, если вообще явится – это, сказал он, зависит от того, отправится ее муж в командировку или нет. А, может, и нет никакой любовницы, подумал Эрвин, он никак не мог воспринять всерьез браваду Латиниста, тот, ко всему прочему, стал утверждать, что «тупой рогоносец» работает по партийной линии в «Россельмаше»; но, немного осмотревшись в кабинете, куда хозяин его привел, нашел, что царившие там относительные чистота и порядок не соответствовали менталитету холостяка, книги не лежали кипами на полу, а аккуратными рядами стояли на полках, покрывавших все стены от пола до потолка, и даже с настольной лампы с зеленым абажуром была стерта пыль.
– По сравнению с лагерем довольно просторно, не правда ли? – спросил Латинист.
Латинист остался в живых благодаря знанию латыни, когда в лагере стали искать замену вышедшему на волю фельдшеру, он представился, как закончивший четыре курса медицинского факультета молодой полуспециалист, и, в качестве доказательства, перечислил уйму латинских терминов. Впоследствии начальник медпункта, конечно, понял, что имеет дело с самозванцем, но прогонять его не стал, пощадил, несмотря на то, что Латинист был чрезвычайно неуклюж, еще более неуклюж, чем Эрвин, и его перевязки напоминали скорее птичьи гнезда.
Когда хозяин отправился на кухню готовить ужин, Эрвин подошел к ближайшей полке. Книг у Латиниста было так много, что Эрвин почувствовал зависть – в его таллинский книжный шкаф не вместилась бы и четверть здешней библиотеки. Рядом с книгами на русском стояли французские, которые Латинисту присылала живущая во Франции тетя, в пределах возможного, естественно. Да, тут есть, что почитать! – подумал Эрвин. Его французский, правда, «покрылся плесенью», но, если для начала попользоваться словарем, постепенно дело пойдет. Он вытащил первый попавшийся том и обалдел – это был Манифест Коммунистической партии.
– С какой поры ты стал коллекционировать классиков марксизма-ленинизма? – спросил он иронично, когда Латинист появился в дверях.
Латинист захихикал.
– А ты открой книгу.
Эрвин так и сделал и обнаружил, что на титульном листе стоит совсем не то название, что на обложке.
– Конспирация, – объяснил Латинист. – Если бы тетя прислала мне почтой то, что внутри, как, ты думаешь, к этому отнеслась бы бдительная советская таможня? А теперь все чисто, открывают пакет, смотрят – наш человек.
Латинист подошел к противоположной полке и наклонился.
– А что ты сейчас переводишь? – спросил Эрвин.
– «Дороги свободы».
– Это что такое?
– Это… – Латинист выпрямился, чтобы обдумать ответ, и после некоторой паузы сказал: – Это последний французский роман. Я имею в виду – настоящий роман, а не те рассказики, которые они в последнее время стали этим словом называть.
– И кто автор?
– Лучше не спрашивай. Стыдно признаться, мужичок – красноватый. Но пишет, подлюга, неплохо. Конечно, не Бальзак, но для современности сойдет. Его зовут Жан-Поль Сартр.
Имя казалось Эрвину знакомым и он пытался вспомнить, где он его слышал.
– Не основатель ли экзистенциализма?
– Он, – кивнул Латинист. – Так сказать, наш ответ Чемберлену, то бишь, их ответ советскому атеизму. Понимаешь, после того, как целых три пса посетили космос, возник вопрос, почему старикашка с седой бородой, который восседает на облачке, на лай не реагирует. Собаки, правда, попали на орбиту не очень давно – но для чего умные люди, если не для того, чтобы подобные вещи предвидеть? Вкратце, чтобы тебя долго не мучить, этим умным людям там, на западе, уже давно стало стыдно, что в такой отсталой стране, как Россия, осмелились скинуть старика-бога с облачка прямо в мусорный ящик, в то время, как они все еще должны ходить причащаться. Но коммунизм их тоже не устраивал, они усмотрели в нем элементы религии, вот и стали искать свой вариант – и придумали, что, если высшего судьи нет, значит, человек по своей сути свободен. А вот как он этой свободой пользуется, это уже другое дело. Возможностей немало, отсюда и заглавие.
Произнеся эту тираду, он снова наклонился, достал с нижней полки, из ниши между толстыми томами «Ругон-Маккаров» початую бутылку коньяка и двинулся к двери.
Читать дальше