Филипп Тагиров - По ту сторону второго неба

Я кивнула и откусила душистый имбирный пряник.

Марк сказал, что поначалу все было, как всегда. Море, как море, лето, как лето. Они вставали пораньше, купались, завтракали, снова на море, пока не начинало зло припекать, потом куда-нибудь в тень – и так далее. Вечером прогуливались по набережной. И так вот неделю… пока не случилось… то, что случилось. Даже самой сложно как-то сказать об этом в одном слове.

– Мы гуляли, Зоя с Егором ушли вперед, я засмотрелся на какие-то негритянские побрякушки в сувенирном ларьке и поотстал. Огляделся – понял, что пора догонять своих. Пошел, значит, за ними, вокруг люди, туристы, местные, разные. И… оказалось, что еще более разные, чем я думал… Когда я увидел, что по набережной передо мной идут две женщины с лицами таитянок Гогена – в самом прямом смысле, не аллегорически, не похожие на таитянок Гогена, а совершенно буквально, будто они просто вышли из картины – я понял, что действительность начинает расслаиваться. Как луковица, знаешь.

Я положила пряник и внимательно посмотрела на Марка.

– Да, Стася, то самое. Но ты ведь понимаешь, что это не мерещится мне? Что я действительно это вижу?

Я промолчала насчет того, насколько иногда зыбкой бывает граница между «вижу» и «мерещится».

– Рассказывай, – мягко попросила я. – Или это, собственно, все?

Марк сказал, что, конечно, нет. Хотя он тогда был так потрясен увиденным, что даже не подумал, что таитянки Гогена оказались там не спроста, что они только лишь нелепое предзнаменование того, что должно было случиться потом.

Идя за Зоей с Егором, он вдруг обратил внимание на то что одежда двух женщин, которые неторопливо прогуливались впереди, взявшись за руки, каких-то не тех цветов. Не то, чтобы ненастоящих, но таких, каких он обычно не видит. Одна из них обернулась, и ее лицо – оно тоже не было обычным лицом, лицом обычного человека. Однако он тут же узнал его. «Искусство изображает лица не как они есть, но как их видит художник, – сказал Марк, – но это искусство, а ты представь, что ты вдруг видишь вокруг людей, но не так, как видишь их ты, а как их видит другой человек». И к Марку обернулась женщина с лицом, как его увидел Гоген. Марк решил, что ему показалось, пошел быстрее, поравнялся с ними, повернул голову – и, да, все так и было. И у второй женщины тоже было лицо еще одной таитянки, когда-то написанной Гогеном.

Марк понял, что совершенно не знает, как должен реагировать на это. Отвернуться, сделав вид, что ничего не произошло, дабы не смутить женщин? Заговорить? Но что сказать? «Здравствуйте, я вас видел. В музее». Попросить разрешения сфотографироваться с ними? Он предпочел сбежать. Убежать от своего чудесного открытия, объяснив себе это тем, что хочет поскорее рассказать про увиденное жене и сыну. Так он, с одной стороны, возвращался на безопасную и знакомую ему территорию, а с другой стороны, вроде бы мог не признаваться себе в том, что просто испугался, когда перед ним внезапно открылось нечто совершенно фантастическое. «Когда действительность только начинает расслаиваться, ты можешь еще попытаться вернуться в те слои, где остаются большинство других людей, а можешь изо всех сил вцепиться в… как бы это сказать… во что-то неведомое, но что готово вот-вот тебе открыться, – пояснил Марк. – Это вроде как перепрыгнуть с качелей на качели».

Зоя и Егор дожидались его, присев на теплый, нагретый солнцем камень парапета. Егор самозабвенно делился с матерью подробностями своего утреннего ныряния за ракушками. Хотя улов и был небогат, рассказывал Егор с неведомым для взрослого человека упоением. Марк уже готов был сказать: «Представляешь, кого я только что видел?», но предпочел не прерывать их разговор. Сам он уже слышал сегодня эту историю во всех подробностях, пока Зоя дремала после обеда. Присев рядом, он стал рассеянно смотреть по сторонам. Неспешно прогуливались люди, парами или в окружении детей, собака, невозмутимо задрав ногу, мочилась на толстый ствол акации, в небе, подернутом легкими облачками, кружилась чайка. И тогда он вдруг заметил темноволосую девушку в светлом, цветастом сарафане, которая парила в воздухе метрах в двадцати от него, неспешно поднимаясь от земли.

Наверное, он должен был удивиться. Но, видимо, его уже захватил другой слой действительности, и вместо удивления, он ощутил восторг. Происходящее показалось ему настолько знакомым, что он, не отрывая взгляда от парящей девушки, схватил Зою за руку и, перебив сына, возбужденно воскликнул: «Смотри!.. А ведь я тоже так умею!». Зоя удивленно огляделась. «Как? Ты о чем?» – в ее вопросе звучала явная озадаченность. «Вот так, – ответил Марк, – как она».