Алексей Денисенко - Доктор Шиллинг. История одной пандемии

Все крупные учреждения, особенно научные институты, имеют одно общее свойство: там невозможно с первого раза найти хотя бы комнату нужного вам без взаимности человека.

Ивану Ивановичу с лёгкой, выражаясь фигурально, руки контролёра начало неудержимо везти. Неожиданно он наткнулся на замечательную картину и от восторга остановился. Руки его, чтобы не уронить папку вцепились в неё с таким усердием, что, если бы не сладкий обморок, тёплой, интимной волной пробежавший от мозга к животу, то Иван Иванович, без сомнения, застонал бы от боли в поломавшихся ногтях.

Дело заключалось в том, что Корбюзьяк был хотя уже и не молод, но ещё и не стар. По уже независящим от его настойчивости причинам женщины любили его теперь реже, а их коварное притворство год от года становилось все недолговечнее и безыскуснее. Иван Иванович был холостяк. На кого из холостого брата не производили рокового действия восхитительные ножки красоток в мини?! Но и сколько семейных драм порождали с опозданием спрятанные искры в глазах неосторожного семьянина, благочинно шествующего с супругой навстречу молоденькой ветренице?! Драмы эти перерастают в настоящие трагедии, когда проклятые предательские искры не гаснут после слов супруги, к примеру, таких: «О, кукла пошла! Намазалась!! Какая безвкусица!!! Я бы никогда… Уголки у рта опущены – рано постареет…» Не каждый изловчится вовремя ввернуть: «Где? Я и не заметил», – и нельзя понять, что именно «не заметил» бедняга, и как же трудно потом ему вспомнить, о чём был прерванный разговор… Эх! Эх-х…

В холле этажа, где медленно приходил в себя Иван Иванович, вместо вернисажа, как на втором, стоял теннисный стол, и голубоглазая блондинка на высоченных каблуках, в джинсовой юбочке весело и шумно махала ракеткой на пару с мужчиной в строгом сером костюме и в ярком красном галстуке.

Рядом со столом, но чуть в стороне, играли в шахматы. Горящие взоры игроков рождали предположение, что спортивные пятиминутки, во время которых, в основном, и совершались эти баталии, играют не последнюю роль в трудном явлении утреннего желания идти на работу. «Ну, сегодня-то я уж в великоле-епной форме! Сегодня-то я уж все-ем буду мательники корячить!» – ещё в постели разрабатывал стратегию предстоящего дня какой-нибудь неукротимый шахматный душегуб, и сердце его наполняла отвага, бодрость оживляла расслабленные отменным сном его отдохнувшие члены.

Прозвенел звонок. Ещё несколько минут доигрывались теннисные и шахматные партии. Наконец игравшие потянулись кто куда, и Иван Иванович смог обратиться к блондинке, когда та, разгорячённая, проходила мимо него:

– Простите, вы мне не поможете? У вас такой огромный институт. Прямо не институт, а дворец… спорта, – Иван Иванович волновался. – Мне нужно в отдел исторической застройки.

– А-а, идёмте, мне как раз туда.

Девушка успела уже отдышаться, капли пота не нависали больше над её длинными ресницами.

Через несколько минут Иван Иванович встретился с Поклонским, и между ними состоялся разговор.

Разговор начался совсем не так, как мыслилось Моисею Архиповичу. Главный врач нисколько не удивился, а, прочитав заявление, спросил:

– Вы давно это решили?

– А это имеет значение?

– Согласен. Не имеет.

«Что же делать? Как же узнать?» – размышлял главврач во время интеллигентской изменницы-улыбки, показавшей гнилые и через один, но крупные зубы жёлтого цвета.

– Значит, хотите поработать самостоятельно?

Моисей Архипович кивнул на заявление:

– Там все написано.

– Похвально… Я занят! – крикнул главный на открывшуюся дверь, и та послушно защёлкнула замок. – Но ведь не справитесь в одиночку, кто-то же должен помогать, – главврач, будто вспомнив, спохватился: – А в кабинете у вас кто остался? Нина?

«Что это он крутит? Неужели пронюхал?» – заподозрил неладное Моисей Архипович, и недаром! Пронюхать Адольфу Митрофановичу Баранову было чем. Инструмент для этой работы занимал у него на лице добрых пятьдесят процентов и, чего скрывать, не относился к предметам гордости хозяина, однако исправно служил мощной консолью для очков с соразмерными габаритами. А переносным «пронюхать» занимался почти весь коллектив первой государственной поликлиники района. Поликлиника была не только первой в районе, но и единственным и, пожалуй, самым любимым местом лечения жителей. О неизбежном конце этой монополии возглашали со стены районного торгового центра торжественные обещания: «Социальная программа…» Такие же обещания были провозглашены и на половине афиши у кинотеатра. В конце текста программы стоял восклицательный знак, только он был на магазине смыт дождём, а на афише – выцвел от времени.