Валентина Нестерова - Фантазии во сне и наяву. Повести и рассказы

– Прямо-таки говорящая? – недоверчиво улыбнулась Валерия.

– На опыте убедился: только успел объектив навести, а мужик как заговорит! в смысле, зашевелит губами. И таких как я фотографов перед картиной каждый день тьма тьмущая проходит.

– И влюблённый всех посылает подальше! – расстегнула молнию Валерия.

– Потрясающая версия! – помог ей высвободиться из куртки Игорь.

И!

Прядь её волос коснулась его щеки.

Прядь цвета…

Такими тёмно-коричневыми были его пальцы, когда он чистил ещё не успевшие созреть грецкие орехи, сорванные с его именинного дерева, ветки которого дарственно заглядывают на их незастеклённый балкон…

– Я только сегодня… похоронила папу, – приникла к нему Валерия.

Он обнял её.

Чуть не сказал: теперь я твой отец.

Но вовремя понял: это глупо и неправда.

На выход толпились другие несуразные признания.

Что-то вроде…

Была бы у меня индейская флейта…

Ты старая мелодия моей души…

Мой грецкий орешек…

Но разрешил себе чуть слышно прошептать: несправедливо, что мы так долго жили врозь…

6

Валерия любила задержаться в прихожей.

Ей казалось: у порога живёт неопределённость, из которой можно выудить новый сюжет, сплести настроение, сотворить мечту, а значит, нельзя торопиться…

Но и медлить больше…

– Кажется, мы боимся? – уткнулась она в плечо Игоря.

– Чего? – потерял дыхание он.

– Маша говорила: легко снять одежду, трудно душу раздеть…

– Мне кажется, мы и так всё друг про друга поняли…

– Тогда, пить чай!

– С пирогом!

Игорь включил электрический чайник, пока он закипал, умудрился рассказать о своём закулисном детстве.

– Театр – вот настоящая жизнь, думал я. Мама с папой на репетицию, на спектакль, я с ними. В выходные я дома актёр. От лица разных героев беседовал с Богом. Много чего просил у него, а однажды, натянул юбку, повязал платок, и топнул ногой: сам стать Богом хочу! От волненья, наверно, в глазах поплыло, почудилось: Спаситель с иконы показал мне язык. Я испугался. Бог не золотая рыбка, ты не жадная старуха, а реальная жизнь – искусство любви, которое, если овладеет массами, спасёт мир, запомни это, сын! – в макушку поцеловал меня отец. С тех пор, чуть, что не так, почешу голову, и…

– А мне достались: убийство отца, бегство матери, мольберт, – замерла над чашкой золотистого чая Лера.

– И волшебная смола! Я готов! – подложил на её блюдце ещё кусок пирога Игорь.

– К чему готов? – удивилась она.

– К тому, что ты напишешь мой портрет, и он заговорит, – охотно объяснил он.

– Не смешно! – ухватившись за старинные щипцы, стала механически выуживать из прабабушкиной сахарницы и без счёта перекладывать рафинад в свою чашку Лера.

– А ты не сдавайся! – перехватил её руку Игорь.

– Что, прямо сейчас?

– А чего тянуть?

– Предупреждаю: когда рисую, я пою, – тоном, не обещающим ничего хорошего, предупредила Валерия.

– Главное, не забудь руки помыть, – проигнорировал угрозу Игорь.

– Тогда иди в студию, а я сейчас…

Соседняя с кухней комната, которую Валерия окрестила студией, больше походила на тесную келью: стеллаж с красками, полки с альбомами, папками.

На стене в простенькой рамке висел «портрет» волшебного куста.

Игорь сразу узнал в нём увиденного по Скайпу американского собрата.

Подошёл впритык.

Чуть не лизнул налитые соком жемчужно-алые ягоды.

Справиться с импульсивным, детским желанием помогло ощущение, будто отец Валерии откуда-то сверху, из небытия произнёс: ягоды созрели, скоро прольются миром, моя дочь узнает, что такое вдохновение…

– Понял, – отступил Игорь.

Огляделся в поисках чего-то… несомненно! материалистически реального.

В центре комнаты молча, даже как-то покорно стоял мольберт.

– Ты с кем разговариваешь? – демонстрируя чистые пальцы, зашла в мастерскую Валерия.

– Ни с кем, сам с собой, в образ вхожу, – скрестив на груди руки, проиллюстрировал ответ Игорь. – Могу Наполеона изобразить, могу…

– Самого себя, – воспользовавшись паузой, подсказала Валерия.

– Иногда кажусь себе простофилей: верю, вернее, доверяю сказкам…

– Разве верить и доверять не синонимы?

– После долгих раздумий пришёл к выводу, доверие – детское чувство: что папа сказал, мама в книжке прочитала, то и правда. А вера – это по-взрослому. Ве – ведай. Ра – Бог. Ведать Бога, высшую истину, жить в согласии с законами мироздания, разве это не?.. – подыскивая подходящее слово, запнулся Игорь.