Зулкар Хасанов - От добра добра не ищут

– Во-во, идите на кирпичный завод, кирпича требуется много, – заключила Антонина. – Да и по вашим лицам видно, что они давно просят кирпича. И пошли Семён и Селиван работать на кирпичный завод. Делать нечего. Долго ли, коротко ли работали, но всё же добились некоторых успехов. Теперь ни водки, ни самогонки. Вечерами считали штабеля сложенных кирпичей. Семён рассчитал, что Антонина не устоит без своего любимого мужика. А Селиван, человек добродушный, вполне согласился с тем, что теперь не гонит самогонку, да и водочки нет. Он про себя давно решил, что он вернётся к Груне. Хорошо помнил, что она за ним всегда приглядывала. Только вот родимая самогонка, которую потреблял Селиван, отталкивала от него.

– Семён, слышишь, Семён! По-моему, твоя Тоня всё нам набрехала насчёт продажи водки. Нет, нет, этого не может быть! – заключил Селиван. – Изготовлять самогонку, наверно, запретят, а вот водку – вряд ли. Как же, братцы, жить без водки, это немыслимо, да и дохода нет государству! Семён, твоя Тоня, точно, взяла нас на «пушку», а мы и поверили.

– Что, ты, Селиван, всё твердишь: поверили, поверили. Хорошо, что поверили и пошли работать, разум свой очистили от скверны. Я ходил, узнавал, нам с тобой начислили в этом месяце по 10 тысяч рублей, разве это мало? Так что будем с тобой работать, да и Тоне и с Груней будет легче. Считай, если мы с тобой пить бросим – эта же целая революция в доме, в нашем семейном бюджете. Моя Тоня теперь смотрит на меня ласково. – А ты, Семён, Тоне отдашь все деньги, или прижилишь?

– Отдам всё до копейки. Чай, чекушечку принесёт по случаю зарплаты. Пить я теперь не буду, не, не! Я так, для проформы, положено ведь.

– Я тоже пойду к Груне, Семён, принесу ей деньги, расскажу, как мы работаем доблестно. У нас на заводе применяется много техники, так что мы и технику уже почти освоили. Всё расскажу, пусть возрадуется, что теперь на нашей улице тоже праздник. Я тебе, Селиван, прямо скажу, что каждая женщина хочет любви и мужской ласки.

– Дурак, ты, Семён, как-будто ты сам не любишь женскую ласку! Спасибо Антонине за проявление решительности, отчаянных усилий, чтобы вырвать из пьяного болота несчастных алкоголиков.

Ведь «пьянство – это добровольное сумасшествие» – так говорят в народе.

Конец августа – ещё лето, но за порогом осень. Улетучился зной, от которого страдали в июле, дни стали короче, а ночи прохладнее и длиннее. У выпускников нет теперь такой жажды – непременно искупаться. Нам, абитуриентам, не пристало обращать внимание на перемены погоды и природы. У меня заботы совсем другие, нешуточные. Мне надо непременно поступить в медицинский институт в Москве – этого хотел я и мои родители. Я стою перед зданием аэропорта, рядом отец, бодро оглядывающийся по сторонам. За низким покосившимся забором на лётном поле несколько маленьких белых самолётов. Красный заправщик катит по полю аэродрома, а к зданию аэропорта идут лётчики только что совершившего посадку самолёта. Водитель-заправщик и экипаж идут с улыбками на лицах. Они довольны, что свою работу выполнили успешно. Лётчики идут чуть устало, но бодро, щеголяя фуражками, и ветер закидывает за спину их галстуки, яркое солнце режет глаза. Наконец они вступили в тень, которая, словно драпировка, сползла со здания аэропорта. И я услышал голос отца: «Максим, прилетишь в Смоленск, сразу ищи гостиницу, лучше около базара. В каждом городе около базара есть гостиница для колхозников!» Он называл рынок базаром.

– Хорошо, папа, – сказал я. Отец уже в третий раз сегодня дал мне денег. Да мне хватит

– Бери на всякий случай, бе-е-р-и-и! Он нажимал на «б» и на «и».

Мы с отцом вместе стояли, оглядывая пассажиров, спокойных и суетливых, уже с билетами в руках, кто-то устало жевал пирожок, а кто-то налегал на мороженое. Аэропорт в городе N маленький. Вечерело. Я летел на самолёте первый раз и в совсем незнакомый город. Мы с отцом, видимо, немного возбуждены и взволнованы, особенно отец. Он суетится, торопит меня, чтобы я занял очередь на регистрацию. Мы встали в очередь. Казалось, что пассажиры рассматривают нас, как пришельцев с другой планеты. Я полечу впервые, и сердце радостно бьётся. Меня ожидает Смоленск. Отец рассказывал, что он летал на разных самолётах, что в самолёте кормят и дают леденцы, когда самолет отрывается от взлётной полосы. А еще стюардессы ходят по салону и раздают пакеты. Зачем? Мало ли зачем. Потом он советовал, как быстро и без проблем найти медицинский институт, как нужно подавать документы и убеждать приёмную комиссию, что экзамены, сданные в Москве во 2-м медицинском институте, обязательно засчитываются в Смоленске, и я обязательно должен быть зачислен. Вот этого-то мне почему-то не хотелось, хотелось в самолёт, в Смоленск.